Я смотрю на нее, и боль переполняет мое сердце.

– Вам известно, где находится телефон Стеллы? – спрашивает прокурор у Адама.

– Понятия не имею.

– Почему следователи его не обнаружили?

– Не могу знать.

Адам спокойно встречается глазами с прокурором.

– Когда вы в последний раз видели телефон Стеллы?

– Не помню.

– Не получилось ли так, Адам, что вы нашли его?

– Нет, – отвечает он. – Свой телефон Стелла всегда носит с собой.

– Вы хотите сказать, что она взяла его с собой на работу в «H & M» в ту субботу, когда ее задержала полиция?

– Я исхожу из того, что это было так.

– Тогда полиция обнаружила бы его, не так ли? – Янсдоттер буквально буравит его взглядом, но Адам сохраняет спокойствие. – Не получилось ли так, что вы нашли телефон Стеллы в субботу? На следующий день после убийства?

– Вовсе нет. – Адам оглядывается через плечо, и мы на мгновение встречаемся глазами. – Мне ничего не известно о мобильном телефоне Стеллы, – повторяет он.

Это куда ближе к правде, чем кажется прокурору. Адам не знает, что случилось с мобильным телефоном Стеллы. Об этом знаю только я.

На несколько мгновений прокурор теряет нить. Она делает все, чтобы это скрыть, но этот факт не может ускользнуть ни от меня, ни от других опытных юристов, сидящих в зале. Я позволяю себе немного расслабиться, откидываюсь на спинку стула и отпиваю пару глотков воды. Бородач снова косится на меня, и мне кажется, что он все знает – видит меня насквозь, читает мои мысли.

Собравшись с мыслями и посовещавшись со своим помощником, Янсдоттер продолжает допрос:

– Вы разговаривали со Стеллой, когда она вернулась домой в пятницу – в ту ночь, когда умер Кристофер Ольсен?

– Да, – говорит Адам. – Я об этом рассказывал.

– Что вы сказали?

– Я открыл дверь и сказал: «Спокойной ночи!»

– Стало быть, вы видели ее?

– Да.

– Что на ней было надето? – спрашивает Янсдоттер.

– Нижнее белье.

– Только нижнее белье? Она имеет привычку раздеваться, прежде чем подняться к себе в комнату?

– Случается. Если одежду надо постирать, она оставляет ее в постирочной.

– По словам коллег Стеллы, которые сидели с ней в тот вечер в ресторане на Главной площади, Стелла была одета в синие джинсы и белую блузку. Джинсы были найдены полицией во время обыска, а вот блузку обнаружить не удалось. Вы видели эту белую блузку, когда Стелла вернулась домой?

– Нет, – отвечает Адам. – Я ничего не знаю ни о какой блузке.

Частично это даже правда.

– Вы уверены? Вы не заметили белой блузки в постирочной комнате?

– Нет.

– И в субботу тоже?

– Насколько я помню, нет, – отвечает Адам. – Но если бы я и увидел ее, то вряд ли бы запомнил.

– Думаю, вы бы ее запомнили, – произносит Янсдоттер. – Подозреваю, что эта блузка была вся покрыта пятнами. Пятнами крови. Вы и вправду не видели блузку, забрызганную кровью?

– Точно нет!

Адам отвечает так решительно, что в голосе его звучит злость. Это нехорошо. Совсем нехорошо. Микаэль подает ему знак.

Янсдоттер копает дальше:

– У вас в доме есть камин?

– Да, – отвечает Адам.

– При обыске полиция отметила, что в камине незадолго до того что-то жгли. Кто разжигал камин в ту субботу?

Адам чешет себя за ухом:

– Может быть, я. Или моя жена.

Он умен. Само собой, он понимает, в чем дело. Теперь осталось держать голову в холоде. Подумай о своей семье, Адам. Подумай о Стелле и обо мне.

– Так вы не знаете? – спрашивает Янсдоттер.

– Мы довольно часто разжигаем камин.

– Летом? В августе? Когда более двадцати градусов?

– Мы считаем, что с ним уютнее.

Прокурор громко вздыхает:

– А не обстоит ли дело так, что вы нашли окровавленную блузку Стеллы и сожгли ее в камине?

– Вовсе нет, – отвечает Адам. – Я не сжигал никакой блузки.

Нет, он ее не сжигал.

Когда председатель суда Йоран Лейон объявляет об окончании первого дня слушаний, я встаю и мне удается поймать взгляд Стеллы, прежде чем охранники уводят ее. Буквально пару секунд мы смотрим друг на друга. Я протягиваю к ней руки, обнимая воздух. Сейчас я должна быть настоящей мамой, компенсировать то, что мне не удалось сделать, когда Стелла была маленькой. И сейчас я делаю то, что у меня лучше всего получается. Стелла, милая моя девочка, положись на меня!

В последние годы наши отношения понемногу улучшились. Если Адаму все труднее удавалось принимать тот выбор, который Стелла делала в жизни, то я, наоборот, сблизилась с ней и начала лучше понимать свою дочь. Во многом это произошло благодаря Амине. Именно она научила меня общаться с дочерью по ее правилам.

Разумеется, я всегда страдала от мысли, что мне легче разговаривать с Аминой, чем со Стеллой. Чувство вины лежало на дне души, как тяжелый слой ила. В те моменты, когда у меня никак не получалось понять поступки Стеллы, ее мотивы и побуждения, я всегда искала поддержку у Амины.

– Стелла не такая, как вы и я, – сказала она однажды. – Стелла – это просто Стелла.

Этот разговор произошел вскоре после того, как Стелла бросила гандбол. Накануне она была на встрече национальной молодежной сборной, где ей предрекали блестящее будущее, а на следующий день выложила свои гандбольные кроссовки на продажу в Интернете. Мы с Адамом были в растерянности.

– Вы не сможете понять Стеллу, пока не начнете мыслить, как Стелла, – сказала мне Амина.

Это звучало так просто, так ясно – но мыслить, как Стелла, было нелегкой задачей.

– Стелла не любит, когда ею пытаются управлять, – пояснила Амина. – А гандбол порой сводится к тому, чтобы выполнять определенные движения, заученные приемы. Стелла такого не выносит.

Мне кажется, Адам более всего страдал оттого, что мы не смогли завести еще детей. Он бился до умопомрачения, чтобы Стелла соответствовала нашим представлениям, вместо того чтобы принять Стеллу такой, какая она есть. Просто чудо, что наша семья не развалилась. То, что происходит сейчас, я пытаюсь рассматривать как возможность начать все заново – это шанс, который я любой ценой не хочу упустить.

– Если бы ты была хоть чуть-чуть похожа на Амину, – пробормотала я однажды, когда у Стеллы отказали тормоза и она в который уже раз перевернула все вверх дном.