— Но ведь Джереми не знал, что это Стеф. Он думал, что убивает Амелию.

— Такер в это не верит. У него имеются аргументы, которые не так-то просто опровергнуть.

— Какие, например?

— Например, он спросил меня, как мог Джереми, — если это был Джереми, — спланировать это убийство. Откуда ему было известно, что именно этим вечером, — да еще так поздно, — Амелия отправится в поселок за покупками?

— Джереми не мог этого знать, — вставила Амелия.

— То-то и оно! — Хедли назидательно поднял палец. — В этом вся загвоздка. Даже Кнуц, который в общем и целом на моей стороне, морщится, когда я говорю, что это убийство было в значительной степени спонтанным. Например, Джереми мог пришвартоваться к причалу, чтобы переждать шторм. И вот он сошел на берег, чтобы что-то купить в магазине или пропустить в баре рюмочку-другую, но тут он заметил Стеф и, приняв ее за тебя, решил воспользоваться удобным случаем.

— Такое вполне могло случиться. — Доусон криво улыбнулся. — Да и обстановочка была подходящая. Кромешная темнота, буря… Как тут не совершиться злодеянию?

— Вот-вот, — кивнул Хедли. — Именно поэтому в Шерифской службе мою версию восприняли так, словно я взял ее из плохого детективного романа. А парни из отдела по расследованию убийств привыкли иметь дела с фактами, с доказательствами. Вот их-то у нас маловато.

— Если не считать отпечатка пальца на плаще, — вставила Амелия.

— Только если это свежий отпечаток. — Хедли покачал головой. — Тогда, конечно, все вопросы снимаются. Но Такер и компания утверждают, что этот отпечаток мог быть оставлен Джереми еще в то время, когда он был «жив». К сожалению, этот вариант также нельзя совершенно исключить, поскольку плащом долгое время не пользовались, да и хранился он в условиях, исключающих внешние воздействия, которые могли бы уничтожить следы. И все-таки, мне кажется, Такер не очень-то в это верит. Ведь если бы мы имели дело со старым отпечатком, он бы, наверное, был не один. По крайней мере, на внутренней стороне плаща сохранились бы еще какие-то следы, но их нет. А поскольку у нас имеется только один отпечаток и он находится на капюшоне снаружи…

— Но главная проблема не в отпечатке, верно? — уточнил Доусон.

— Я уже говорил: Такера и остальных смущает мотив. Одно дело — напугать Амелию, подбросив ей мячик, отправленный в помойку, и совсем другое — убить. Между этими двумя поступками — про́пасть. Если бы Джереми хотел просто лишить Амелию душевного равновесия, запугать, тогда он мог бы просто выскочить из-за мусорных баков и крикнуть «Бу-у!».

— Что-то мне подсказывает, что Такер ничего такого тебе не говорил, — заметил Доусон.

— Не такими словами, — хладнокровно возразил Хедли, — но смысл от этого не меняется. Все они, точно сговорившись, твердят: зачем ему понадобилось убивать? Мне-то совершенно ясно зачем, но Такер и остальные этого не понимают.

— Ему нужны мои дети, — тихо произнесла Амелия.

— В конечном итоге — да… Нет, сначала выслушай меня, потом будешь возражать, — быстро сказал Хедли, заметив, что она хочет добавить что-то еще. — Я думаю, что Карл и Джереми не хотели ничего предпринимать пока не закончится процесс над Уиллардом Стронгом. Они терпеливо ждали, пока бедняга окажется в камере смертников, вполне резонно рассчитывая, что после казни шумиха быстро уляжется и они смогут действовать без помех. И вот когда цель уже была близка, когда до осуществления их плана оставались считаные дни, на берегу… то есть, пардон, на сцене вдруг появился некий неучтенный персонаж: высокий крепкий парень и к тому же журналист… — Тут он с иронией покосился на Доусона, и тот понял, что крестный решил вернуться к щекотливому вопросу об их с Амелией отношениях.

— Да, он появился совершенно неожиданно, — продолжал тем временем Хедли, — и ты почти сразу стала проводить с ним достаточно много времени. Дети тоже были им совершенно очарованы, а это, мне кажется, вряд ли пришлось по сердцу их биологическому отцу. Скорее всего, именно появление в твоей жизни другого мужчины заставило Джереми перейти к решительным действиям.

Амелия неуверенно посмотрела на Доусона.

— Я бы не сказала, что у меня в жизни появился мужчина.

— Они могут считать иначе. И им это не нравится.

— Но… мы же только недавно познакомились.

— Иногда этого вполне достаточно. — После короткой, но достаточно неловкой паузы Хедли пояснил: — Со стороны, во всяком случае, ваши отношения выглядят как самое настоящее увлечение, и Джереми решил положить этому конец, чтобы не осложнять свою задачу.

— Значит, Стеф все-таки погибла из-за меня! Из-за нас! — Амелия бросила на Доусона быстрый взгляд. — Я так и думала!

— Нет! — Хедли погрозил ей пальцем. — Выслушай меня. Твоя связь с Доусоном, реальная или кажущаяся, стала для Джереми лишь предлогом для старта. Он — не Карл и не умеет ждать так же долго и терпеливо, как его отец. Я уверен, что Джереми все равно убил бы тебя вне зависимости от того, встретилась бы ты с Доусоном или нет. Или это сделал бы сам Карл — просто потому, что он убийца, хитрый осторожный убийца. Не стоит заблуждаться на его счет, Амелия: он — не Берни. Милый, внимательный, симпатичный старичок, которого ты знала под именем Берни Кларксона, — это только роль, личина. На самом деле его никогда не существовало. С самого начала это был Карл Уингерт, который ловко провел и тебя, и всех нас. Да, он состарился, поседел, его лицо покрылось морщинами, а руки — пигментными пятнами, но он по-прежнему опасен, как гремучая змея. Если он решит, что ты заслуживаешь смерти, значит, ты умрешь. Я уверен в этом так же, как и в том, что земля — круглая.

— Но зачем ему меня убивать? Я же не государственный чиновник, не банкир, не президент…

— Вероятно, он считает, что ты должна быть наказана за то, что ушла от Джереми.

— Но это не я, а Джереми разрушил наш брак! Это он, а не я завел любовницу на стороне, и…

— Ты судишь с позиций нравственности. Но Карл всю жизнь презирал то, что он называл буржуазной моралью. Думаешь, ему есть дело до того, кто с кем переспал? Никакого. Из всех человеческих качеств он по-настоящему ценит только преданность. Карл считает ее единственно важной, однако — и это очень важно иметь в виду! — его понятия о преданности имеют довольно однобокий характер. Иными словами, он ценит преданность только по отношению к самому себе. Всех прочих — тех, кто его окружает — он ни в грош не ставит и готов не моргнув глазом предать любого. Всегда, в любых обстоятельствах Карл прежде всего спасает свою собственную шкуру. Он поступал так не раз и не два. В Голденбранче он пожертвовал одним из своих людей, чтобы выжить самому. Откровенно говоря, я до сих пор удивляюсь, как он забрал с собой Флору и сына, которые могли ему только помешать.

В другой раз мы блокировали его группу в мотеле. Один из банды решил сдаться, он вышел на улицу с поднятыми руками и был немедленно убит, но его застрелил не снайпер. Это Карл выстрелил ему в спину и в поднявшейся суматохе благополучно скрылся…