замещение должностей старших и младших научных сотрудников. Подавляющее большинство вело себя тихо и смирно, дабы не оказаться «за бортом» в результате реорганизации. И все же нашлись отдельные смельчаки, которые голосовали против принимаемой на собрании сотрудников резолюции, одобряющей ввод советских войск в Чехословакию.

Затем жизнь в исторических институтах вошла в обычную колею, более ровную в Институте всеобщей истории, более ухабистую в Институте истории СССР.

Первым директором этого института был назначен по совместительству академик Б. А. Рыбаков. Он был долгие годы директором Института археологии. Способный археолог в молодости, Рыбаков постепенно уходил от подлинной науки, так как поставил целью своей жизни доказывать превосходство всего русского. Он был создателем мифов о славянском происхождении ряда городов и ремесел на Руси. Он, не моргнув глазом, мог игнорировать объективные данные, добытые в результате археологических раскопок, и преувеличивать значение или попросту фальсифицировать другие. Б. А. Рыбаков происходил из старообрядческой семьи, отец его владел магазином, что по советским понятиям не должно было способствовать продвижению Б. А. Рыбакова по научной стезе. И все же он бодро шел вперед, ибо идеология великорусского шовинизма и антисемитизма (Рыбаков был убежденным антисемитом) стала еще в 40-х годах лучшей рекомендацией преданности идеалам Коммунистической партии и лояльности по отношению к советскому государству.

Естественно поэтому, что и вся атмосфера в Институте истории СССР становилась постепенно более консервативной. Сталинисты, некоторые из них с явным антисемитским душком, торжествовали. Началось планомерное наступление на ученых либерального толка, ответственных за важнейшие работы Института. Особенно ожесточенным атакам подвергся сектор по истории исторической науки, возглавляемый академиком Милицей Васильевной Нечкиной, очень крупным ученым, известным работами по истории декабристов и в области историографии. Борьба эта продолжалась в течение ряда лет. В конце концов Нечкина была вынуждена отказаться от заведывания сектором. В течение многих лет не мог выйти в свет пятый том истории исторической науки в СССР, посвященный советскому периоду. Ответственным редактором этого тома был уже упоминавшийся выше Е. Н. Городецкий. Как «в старое доброе время» — я имею в виду сталинские времена, — на Городецкого «вешали всех собак», обвиняя его в искажениях, неправильных формулировках и т. д. и т. п. Том так и не вышел в свет до сих пор, хотя уже несколько раз макетировался, обсуждался и утверждался к печати.

Рыбаков особого интереса к деятельности института не проявлял. Через год он был избран академиком-секретарем отделения исторических наук и покинул институт. Новым директором после длительной борьбы претендентов был назначен относительно молодой по возрасту историк Павел Васильевич Волобуев, специалист в области истории XX века, ученик Аркадия Лавровича Сидорова. Волобуев после окончания Московского государственного университета и аспирантуры ряд лет работал в отделе науки Центрального Комитета партии, был довольно прочно связан с аппаратом и на первых порах пользовался поддержкой всесильного Трапезникова и Рыбакова, который, собственно, и поддержал кандидатуру Волобуева. Спустя несколько лет в результате ожесточенной борьбы Волобуев был избран член-корреспондентом Академии наук СССР, что значительно упрочило его положение. С точки зрения карьеры ахиллесовой пятой Волобуева был его профессионализм. Как историк, прошедший хорошую школу профессиональной подготовки, Волобуев не мог не прийти рано или поздно в ходе своих исследований в столкновение с официальными конформистскими воззрениями очень влиятельной группы партийных историков, концентрировавшихся в Академии общественных наук СССР, в высших партийных школах и в Институте марксизма-ленинизма. Оговоримся сразу же, что Волобуев отнюдь не стремился к ниспровержению основ марксистско-ленинского учения или к отрицанию привычных методов исследования. Просто в ходе исследовательской работы он высказал ряд соображений, пришел к иным выводам, чем те, которых уже десятилетиями придерживалась влиятельная часть историков КПСС.

Волобуев был честолюбив. А положение, которое он занял, внушило ему ложное чувство безопасности. Очевидно, ему показалось, что он может позволить себе всерьез бороться одновременно против догматизма и т. н. ревизионизма. На самом же деле, может быть даже неосознанно, он замахнулся на партийный конформизм. Волобуев пытался продемонстрировать, с одной стороны, свою непоколебимую преданность марксизму, а с другой, считал допустимым подвергнуть критике работы партийных историков, десятилетиями «делавших погоду» в сфере общественных наук. С молчаливого согласия Волобуева ряд историков, сотрудников Института истории СССР начали слагать вокруг него легенды, приписывая ему качества чуть ли не защитника всей исторической науки от атак сталинистов. На самом деле он был очень далек от роли, которую ему старались приписать.

Волобуев очень скоро вызвал ненависть таких влиятельных людей, как П. Н. Поспелов, секретарь ЦК КПСС, директор Института марксизма-ленинизма в прошлом, а во время этих событий — член Президиума Академии наук СССР; как заведующий кафедрой в Академии общественных наук Иван Петров и другие. Открытое столкновение с ними произошло во время обсуждения сборника «Пролетариат России накануне Февральской революции», ответственным редактором и автором которого Волобуев был. На этом обсуждении Волобуев позволил себе сказать, что историки партии «проспали» события последних 30 лет. Петров и другие расценили его выступление как объявление войны. Выиграть же ее Волобуев никак не мог. Для доказательства своей правоты Волобуев огласил на обсуждении выдержки из закрытой стенограммы заседания историков партии в Ленинграде, которая свидетельствовала о полном невежестве его оппонентов. Здесь он совершил роковую ошибку — задел партийный аппарат. Это было тем более непростительно, что и сам Волобуев принадлежал в прошлом к аппарату и прекрасно знал его неписанные законы. Волобуева, видимо, «занесло»: он переоценил поддержку, которая могла быть ему оказана двумя могущественными людьми в идеологической области — секретарями ЦК Сусловым и Пономаревым. Вскоре после критики, которой подвергся Волобуев, в газете «Правда» появилась краткая заметка обычного типа — «выводы сделаны». В переводе на обычный язык это означало, что Волобуева оставили в покое, и он остается на своем посту директора Института истории. Но, употребим известное русское выражение, «не тут-то было»... Волобуев решил сманеврировать: пожертвовав людьми, которые его поддерживали, продемонстрировать свою непричастность к «ревизионистам», якобы повинным в ошибках. Он наложил административное взыскание на главного редактора сборника Кирьянова, который взял всю ответственность на себя, объявил выговор членам редколлегии — старому большевику Марку Волину и своему собственному ал тер эго Тарновскому. Впрочем, к такого рода маневрам Волобуев прибегал не раз и на посту директора института и до того, будучи секретарем партийного комитета Института истории (после переизбрания Данилова). Волобуев, например, обвинил редакционную коллегию VIII тома «Истории СССР» в троцкизме, фактически оболгал главы по истории коллективизации. В результате автор этих глав С. Борисов вынужден был покинуть институт.

Но вот ситуация изменилась. Теперь Волобуев сам стал объектом нападения. Его собственный заместитель, некий Бавыкин написал на