– Красный волк – Сурку. Резкие порывы примерно до двадцати пяти – тридцати. Низкая облачность. Шторм. В зоне посадки союзники. Не стреляй.

– Принял. Снижаюсь.

«Дружественный объект, пеленг 30, дальность два километра. Полтора. Километр. Высота сто. Дальность восемьсот метров. Пятьсот…» – диктует Триста двадцатый.

Драгомир снова возникает из дождя. С ним еще люди. Много. Стоят, согнувшись под ударами ветра, закрывая лица руками от водяных струй.

– Этот подарок тебе. Мой нож. Сам делать,– говорит Драгомир.– А этот – для твой Император. Подарок от Беляница.

Он протягивает мне увесистый кожаный мешок.

– Тут вкусный еда. Одежда теплый. Император быть доволен. Помнить Беляница.

– Спасибо тебе, Драгомир,– мне почему-то не хочется объяснять этим хорошим людям, кто такой этот самый Император. И в какой дали он сидит. И что никакие подарки я ему передать не смогу. Пусть лучше они думают, что нашему божеству будет приятно от их мешка с копченым мясом. И я снимаю с себя кобуру. И нож.

– Это тебе. На память. Больше у меня нет ничего.

Драгомир стискивает меня в медвежьих объятиях. Воины подходят ко мне по одному. Молча смотрят в глаза. Кивают. Я улыбаюсь им, щурясь от дождя. В темноте лица их одинаковы. Когда подходит Марко, говорю ему:

– Не бей больше свою жену. Она тебя очень любит.

Он смотрит удивленно. Молчит. Потом кивает. Я пожимаю его ладонь-лопату.

– Я ждать мальчик. Сильный воин,– сообщает мне Мила, перекрикивая ветер.

– Удачи тебе, красавица.

А Бранка ничего не говорит. Просто обнимает меня крепко. Прижимается щекой к моему отсыревшему дождевику. Дождь шевелит ее выбившиеся из-под капюшона мокрые пряди. Потом она отстраняется. Сует руки под свой плащ. Надевает мне на шею, прямо поверх одежды, шнурок с крестиком.

– Господь хранить тебя.

Злотан жмет мне руку. Совсем как взрослый.

Хорошо, что дождь. Под дождем слез не видно. Все становятся одинаковыми. Мужчины и женщины. Воины и их жены. У всех лица мокрые. Потому что вода с неба.

Грохот ветра растет. Или это уже не ветер? Драгомир пускает ракету. Красное пятно на мгновение выхватывает из темноты черные ссутулившиеся фигуры. Ливень глотает свет. Внутри тела поднимается и нарастает вибрация. Стучат зубы. Лужи и ручьи подергиваются мелкой рябью. Слышится низкий гул. Вот он уже перекрывает звуки шторма. Из серой пелены проступают дрожащие огни.

– Юджин, ходу!

– Иду!

Огромная тень раскачивается у самой земли. Плеск аварийного трапа. Дождь жадно набрасывается на новую добычу. Хлещет в раскрытый фонарь. Я вцепляюсь в мокрую шершавую поверхность. Трап тянет меня вверх. Проклятый мешок с подарками не желает помещаться в тесной, светящейся индикаторами пещере. Я заношу ногу. Оглядываюсь. Сгорбившись на пляшущем подо мной звере, смотрю вниз, на неясные тени. Неожиданно для себя говорю:

– Я вернусь за вами.

Яростный ветер забивает слова назад в глотку. Я отплевываюсь водой. Медленно вбираю в себя воздух. Кричу что есть сил:

– Я ВЕРНУСЬ ЗА ВАМИ! СЛЫШИТЕ? ЖДИТЕ МЕНЯ!

Они слышат. Одна из теней поднимает вверх руку ладонью вперед.

Я с трудом втискиваюсь в свой ложемент. Створки смыкаются над головой, едва не защемляя мне волосы. Тишина, разбавленная лишь вибрацией корпуса, давит на уши.

«Подключение к бортовой сети».

«Принял».

«Предупреждение – второй пилот не экипирован».

«Не умничай, птичка…»

Ускорение вдавливает меня в жесткую спинку. Закладывает уши. Что поделать. Придется потерпеть. Путешествовать пассажиром на стареньком боевом «Москито» – это вам не на лимузине кататься.

Триста двадцатый ликует. Я как-то не замечал за всеми своими переживаниями, каково ему было в этом аду. Где самой сложной штукой был портативный электрогенератор. Ведь он, как и я, запросто мог умереть. Вместе с моим телом. Еще я думаю, что наконец-то прочитаю почту. Ту, что не успел прочесть перед вылетом. И о том, сколько еще сюрпризов ждут меня наверху. Думаю, после всего, что было, все они приятными окажутся. Иначе ведь и быть не может.

– Ты как, дружище? – интересуется Милан.

– Нормально. У вас что, больше некому было слетать?

– Да ты что! Такое дело я никому не доверю.– Я чувствую его улыбку.

– Как там у нас?

– Много интересного. Мы ж тебя похоронили, можно сказать. Какой-то хмырь из новеньких даже до коробочки твоей добрался. Всю распотрошил. Но ты не волнуйся. Мы все, как раньше сделали. Парни даже больше, чем было, внутрь насовали.

– Ладно. Я не волнуюсь.

– Мы на подлете. Пара минут до посадки.

– Здорово! Скорей бы. Спасибо тебе.

– Да брось. Там тебя встречать будут,– загадочно сообщает Милан.

– Встречать? Меня? Кто?

– Увидишь,– смеется он.– Все, отключаюсь.

И тревожное ожидание опускается на меня. Тревожное и радостное одновременно. Ведь все плохое уже позади. И впереди – только хорошее. Так я про себя решил. И Триста двадцатый со мной согласился. Что-то непонятное сказал про пройденную точку бифуркации. Но так, что я догадался – это он со мной соглашается.

Только вот часть меня внизу осталась. Среди черного дождя. Под слоем камня. На раскисшей от воды земле. И вместо этой части глубоко внутри поселилась пустота. И она постепенно делает меня другим. Не тем беспечным Юджином, что колесит повсюду, подчиняясь своим странным прихотям. Вот бы еще понять, что со мной произошло на этой трижды проклятой прародине человечества.

– Внимание, входим в посадочный створ.

Я ощущаю, как шасси касаются палубы. Дрожь машины на стыках настила. Толчок парковщика. Лязг захватов. Томительное ожидание. Представляю, как на посадочную палубу обрушивается ураган воздушной смеси. Как растет давление в отсеке. Как глухо урчат климатизаторы, поднимая температуру. Как механики суетятся вокруг замершей машины. В нетерпении жду, когда распахнутся створки кабины. Вот сейчас. Еще немного. Ну же. Не тяните, братцы. Давай, открывайся.

Свет обрушивается на меня ослепительным водопадом. Грудь распирает от чистого холодного воздуха. Подволок играет матовыми бликами ламп. Лязг и гудение механизмов. Белые пятна лиц со всех сторон поворачиваются ко мне. Вглядываясь в них, понимаю: наконец-то я вернулся домой.

В работе над книгой неоценимую помощь оказали множество хороших людей.

Многие технические идеи обосновал Алексей Дорохов, он же Andrew Adams из напрочь перевернутой головой вниз Австралии.

Андрей Рыбаков проделал колоссальный по объему труд, просеяв текст на предмет опечаток и стилистических ошибок.