– Паш, кончай дискотню! Дома вся эта хреновина надоела. Парни, ни у кого нет чего-нибудь нашего, а? Родного, а?

Десантники переглянулись, пожимая плечами.

– У меня тут кассета «Аквариума», – к Гришину подошел Стефанакис. – Правда, запись никудышная.

– А что, клевая группа, – поддержал его Толя Волков. – Давай послушаем.

Через несколько секунд ленинская комната уже наполнилась романсовыми переборами гитары, звучал спокойный и красивый баритон:

Он слышал имя ее, он ждал повторенья,

Он бросил в огонь все, чего было не жаль,

Он смотрел на следы ее,

Жаждал воды ее,

Шел далеко в свете звезды ее,

В пальцах его лед превращался в сталь…

«Странно, – думал Олег, – опять «Аквариум». Почему я раньше ничего не слыхал об этой группе? Надо же, как красиво поют ребята».

В комнате сделалось тихо-тихо, десантники с жадным интересом ловили родную речь. Это было как послание из старой жизни, как привет Родины. И каждый, наверное, в те минуты вспоминал под лирическую мелодию своих родных и любимых.

Олег долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок, думал о Маринке, которая в эти часы в шумной компании встречает Новый год в столице, а может быть, и за городом. Думал и о Сухейле, почему-то она не выходила у него из головы.

Маринка казалась нереальной, как вся прошедшая столичная жизнь. Словно бы это было не с ним, а будто он смотрел про это в кинотеатре и теперь вспоминал картину. Конечно, Маринка была куда активнее, чем Сухейла, броская, говорливая и не очень-то обремененная комплексами. Зато Сухейла… Было в скромной и тихой афганке что-то такое, что цепко держало за сердце, чего, возможно, недоставало Маринке и остальным московским девчонкам. Только вот чего – этого Олег никак не мог понять.

Думал о вертолетчике Константине и медсестре Валентине, которые, благодаря Олегу, нашли путь друг к другу. Думал о своей службе, которая только начинается, о ребятах своего отделения, командирах, обо всем, что его окружало…

А за окном ночная темнота, виден лишь край неба, небольшой лоскуток, весь в звездных точках. Этот кусочек неба вдруг показался ему частью «яблочка» мишени, изрешеченной автоматными очередями.

На койках рядом посапывали солдаты. В раскрытую форточку, схваченную сеткой, вливался прохладный воздух…

Олег не заметил, как сон, словно бабушкиным пуховым оренбургским платком, окутал его, и он поплыл в какой-то радостно-праздничный мир сновидений…

Еще до рассвета, когда сон сладок и, кажется, никакая сила не разомкнет веки, не оторвет от ставшей магнитной койки, вдруг загрохотали взрывы. Казарма дрогнула, и в следующую секунду протяжно и тревожно завыла сирена.

Тревога!

Дневальный, не включая света, чтобы не навлечь на себя прицельный огонь, отчаянно крикнул:

– В ружье-е!

Все сразу пришло в движение. За казармой грохотали взрывы, всполохи огня молниями через стекла окон врывались в помещение, где бойцы в торопливости надевали брюки и с топотом бежали к выходу, застегиваясь на ходу. Олег тряхнул головой. Неужели он спал? Кажется, только-только закрыл глаза.

– Сержант! Тревога! «Духи» обстреливают!..

Олег соскочил с кровати, быстро натянул брюки, сунул ноги в сапоги, схватил куртку, ремень.

– Быстрее, ребята!

В коридоре стоял старшина. Дверцы оружейного шкафа были распахнуты. Анисимов следил, чтобы каждый хватал свой автомат, не перепутал в спешке.

– Торопись, ребята!

Олег схватил автомат, подсумок с рожками, перекинул через плечо противогаз и побежал к выходу.

Ночь еще была в силе. Лишь на востоке на темно-сиреневом краю неба черными силуэтами вырисовывались зубчатые вершины гор. А рядом, на аэродроме, что-то большое – самолет или вертолет, – охваченное пламенем, словно гигантский факел, озаряло все вокруг: торопливо снующие фигуры людей, движение рычащих боевых машин, всплески ответного огня.

Поеживаясь от предрассветного мороза, солдаты выбегали на заснеженный плац и быстро строились. А репродукторы, укрепленные в разных местах, передавали до боли знакомую мелодию перезвона и четкий бой Кремлевских курантов, а потом диктор знакомым веселым голосом поздравлял граждан страны с наступившим Новым годом.

– А» духи» нас огнем поздравляют, гады паршивые! – вскрикнул Седугин.

Капитан Дорохин и лейтенант Чепайтис в походном снаряжении стояли в стороне. Не успели солдаты выстроиться, как подкатили бронетранспортеры и БМП.

– По машинам!

БМП одна за другой, соблюдая интервалы, разбрасывая снежную пыль, рванулись в предрассветный туман.

– Направление – на «южную точку»!

«Южная точка», как знал Бестужев, самая дальняя, она расположена на вершине горы, подступавшей к военному городку с юга. Именно оттуда душманы вели ракетный обстрел. Как они туда попали? Там же находилось боевое охранение? Если душманы на «точке», то боевое охранение уже…

Десантники трудились на воскреснике. Помогали афганцам строить хлопкоочистительный завод.

Олег клал кирпичную стенку. Делал он это сноровисто и быстро, словно всю сознательную жизнь работал каменщиком. Жженые кирпичи, буро-красные, порой с запекшимися краями, ложились ряд за рядом на серую подушку раствора. Один ряд – кирпичи ложатся продольно, другой ряд – все поперек, для связки. А цементного раствора Олег не жалел, накладывал мастерски щедро, ровнял, потом добавлял на бока каждого кирпича. Пристукивал молоточком. Шов получался толщиной почти в палец, очень ровный.

Олег укладывал кирпичи, а мысленно находился в военном городке. Вот уже полтора месяца прошло после той новогодней ночи, когда их подняли по тревоге и десантники отбивали у душманов свою «южную точку».

Сам бой особенно ему не запомнился. После артиллерийской обработки высоту отбили с первой же атаки. В память врезалось совсем другое. Трупы душманов и наши мертвые солдаты.

К смерти вообще трудно привыкнуть, а к такой – невозможно. Без содрогания нельзя было смотреть на наших солдат, не убитых, а садистски зарезанных; исколотых, исполосованных кинжалами… Особенно обезображены лица, отрезаны носы и уши, все залито кровью… Какое-то непонятное, дикое варварство.

– Для отчета отрезали, – глухо произнес старшина Анисимов. – И погоны сорвали. Уши и погоны: за каждую такую пару – денежная награда.

Тут же, на вершине, на ее изрытой снарядами площадке, нашли и то, что послужило причиной гибели боевого охранения. Возле плоского крупного валуна у самой кручи, стоявшего вроде каменной стенки, на земле валялось несколько карт да две порожние литровые темного стекла посудины с яркими этикетками какой-то заграничной бормотухи…