— У него клавесин дома, — сказал Зимин, придерживая дверь. — Он на нем по пятницам играет. А еще Холин был в Японии. Кстати, там он немного помешался на самураях и прочей этой радости. Правда, не мультимиллиардер.

Кокосов промолчал.

— Идем дальше, — Зимин перешел от квартиры № 1 к квартире № 2. — Тут тоже много интересного.

Здесь дверь была в порядке, нормальная железная дверь с облупившейся краской, с глазком и с ручкой, номер был набран из десятикопеечных монет, приклеенных прямо к металлу. Правда, на двери не было звонка, он был выдран с мясом, из стены торчали два провода. Зимин осторожно соединил их, выпустив искру.

Внутри квартиры задребезжал звонок, и почти сразу дверь открыл бледный молодой человек, похожий и на вампира, и на продавца книг одновременно.

— Здравствуйте, — сказал вампир, — я Дрюпин.

Кокосов не выдержал и рассмеялся. Нервно так рассмеялся, схватившись за перила, так что лестница задрожала.

Дрюпин обиделся и захлопнул дверь.

— Понимаю, — сказал Зимин. — Тебе кажется, что это похоже на бред, да? А мне вот не кажется. Это Дрюпин.

Зимин указал пальцем в № 2.

— Василий Дрюпин, интеллектуал и анархист. Мы вместе учились с этим юным дарованием с третьего по одиннадцатый, это были не лучшие годы. Знаешь, в шестом классе мы с Дрюпиным отправились смотреть, как перевернулся маневровый локомотив, тут, кстати, недалеко. По пути мы нашли несколько пустых бочек, Дрюпин предложил проверить, есть ли в бочках керосин, и кинул в ближайшую спичку. В результате ему сожгло все волосы и брови и немного кожу. Он два года ходил лысым, но не поумнел.

— А в книге он технический гений… — протянул Кокосов. — Его, кажется, из Эдисона клонировали?

— Я думал, из Ползунова, — уточнил Зимин. — Хотя это не принципиально. Дрюпин в книге умный, а Дрюпин в жизни тупой и капризный. Еще моя мать его два раза на работу устраивала, один раз на заправку, другой раз в магазин автозапчастей. Его вышибли с обоих мест.

— За что?

— За леность и скудоумие. Его в текстильный колледж и то не взяли. И потом, с такой фамилией…

Зимин помотал головой.

— Нам в этом отношении гораздо проще, правда, Кокосов? Ты Кокос, я Зима. А вот Дрюпину пришлось несладко. Трудно жить, когда твоя фамилия является твоим же прозвищем. Его никогда не называли Василием, никогда не называли Васей, только Дрюпин. Дрюпин то, Дрюпин се. Знаешь, он в шестнадцать лет пытался сменить фамилию. Заявление написал, документы собрал, а когда пошел паспорт получать, оказалось, что его опять на Дрюпина оформили. Он и смирился. Теперь живет в безнадежности. Вот смотри.

Зимин еще раз замкнул провода и высек искру.

— Отстаньте! — завопили из за двери. — Отстаньте все! Валите! Уходите!

Или я себя взорву!

— Врет, — отмахнулся Зимин. — Он уже сорок раз взрывался, уже даже полиция не приезжает. Нервный человек. Вот еще раз смотри.

Зимин еще раз замкнул провода.

— Оставьте меня! Оставьте в покое! Я хочу, чтобы меня оставили!

Зимин позвонил еще несколько раз.

— Может, не надо? — спросил Кокосов.

— Почему это? Он мне все детство отравил. Они раньше на третьем этаже жили, рядом со мной. А у Дрюпина коловорот был, так он в восьмом классе стал в мою комнату дырки сверлить!

— Зачем? — удивился Кокосов.

— А кто его знает? Я уж с ним и разговаривал, и по морде пытался стучать — бесполезно. Каждую неделю новую сверлил. Просверлит — и смотрит, смотрит, скотина. В конце концов мне это все надоело, я пошел, купил освежителя воздуха, и когда он просверлил дырку и опять стал пялиться, я ему в глаз освежителем и фиганул. С тех пор он меня совсем не любит. Дрюпин, ты ведь меня не любишь?

Дрюпин ответил из за двери малоцензурными высказываниями.

— Вот такой технический гений. Дальше.

Они поднялись на второй этаж. Здесь площадка была шире, двери как двери, поперек натянуты веревки с бельем, в углу барахло непонятного происхождения.

— Это клавикорды, — пояснил Зимин. — То есть когда то были, пока Холин их в окно не выкинул. Та еще история была, как сейчас помню. Душевный кризис с ним приключился — и как давай с балкона инструменты вышвыривать, и рояль, и клавесин, ну, все, короче. Мальчишки потом рояль к луже откатили, так он там и стоял, пока не сгнил. Да… Впрочем, не стоит отвлекаться. Клавикорды незабвенные, ну да бог с ними.

— А кто живет? — Кокосов кивнул на двери.

— Выдающиеся люди. В номере три обитал мсье Коровин…

— Художник? Тот самый?

— В каком то смысле. Художник, да. Обожал рисовать на заборах. Писать на заборах. Вырезать на заборах. Одним словом, маэстро широкого профиля. Впрочем, сейчас его нет давно, он куда то исчез года как полтора. В номере четвертом живут старушки, фамилий их не знаю, поэтому лучше нам сейчас пройти на третий этаж, где я провел свое счастливое детство. Идем, тут уже рядом.

Они поднялись на третий этаж.

— Я жил в номере пять, — Зимин указал на дверь. — Но прежде чем заглянуть туда, посетим номер шестой.

Дверь квартиры за номером шесть выглядела вполне себе обычно. И звонок был обычный, с квадратной кнопкой, и звонил соловьем, и из под двери вытягивался запах жареной картошки.

Зимин нажал еще раз, дверь открылась. На пороге стоял доберман–пинчер. Высокий, крупный, с длинной и тяжелой мордой, темно–черного окраса, с умными и злыми глазами. За доберманом стояла девушка, невысокая, толстенькая и в очках, Смотрела таким же, как у добермана, взглядом. В красивой жилетке, сплетенной из бисера, ленточек и кожаных ремешков.

— Привет, Витька, — сказала девушка. — Что приперся?

— Привет, Танька. — ответил Зимин. — Зайти можно?

— А это кто?

— Это Кокосов.

— Я Кокосов, — подтвердил Кокосов.

— Тот самый, что ли? — усмехнулась Татьяна.

— Он говорит, что да. К тебе можно на минуту?

Доберман недружественно прорычал.

— На минуту можно, пожалуй, — кивнула Татьяна. — Только кеды снимайте.

Они вошли в дом, сняв предварительно обувь и надев лапти грубого плетения. Доберман молча поглядывал на них, сопровождал, пыхтел, принюхиваясь к Кокосову, Кокосов ему не нравился особенно.

Коридор оказался коротким, они вошли в комнату, Кокосов удивился, Зимин нет, в комнате он уже бывал.

Больше всего комната напоминала краеведческий музей небольшого городка. На стенах висели прялки, люльки, кольчуги, плетенные из кожи рубахи, на полках стояли вырезанные из дерева фигурки, старые утюги, самовары, сотни вещей, как старинных, так и современных, но сделанных по старинным методам.