ударила в голову, в самых тайных местах дало о себе знать дразнящее, манящее беспокойство. Оно подбиралось к ней весь этот день и вечер, пока она слушала возбужденные голоса дружины и видела лицо Эйрика – горящее, усталое и полное того воодушевления победы, которое делает незначительной телесную усталость. Будь она на самом деле его наложницей – его ждало бы прекрасное продолжение дневной битвы.

– Эйрик конунг, мы же договорились, – полушепотом сказала Снефрид, переворачиваясь на спину; иначе он бы ее не услышал, а говорить громче она боялась, помня, что спальный чулан от грида отделяет лишь дощатая перегородка, в которой могут быть щели. – Я только притворяюсь твоей наложницей. А на деле я – старая пряха, оберегающая нить твоей удачи.

– Ну, я подумал… – рука Эйрика теперь оказалась у нее на животе, – одно другому же не мешает. Если по виду ты теперь молодая пряха.

– Мешает. Убери руки, иначе я рассержусь.

– И что тогда? – судя по голосу, Эйрика это не очень испугало.

– Я… стану по ночам превращаться в кривую старуху с единственным зубом. А тебе все равно придется делить со мной постель. А днем буду молодой и красивой, чтобы все тебе завидовали.

– В темноте не видно. Я закрою глаза и буду вспоминать, какая ты на самом деле. А когда все случится, ты поневоле опять станешь красивой. Ты же рассказывала, как было с тем твоим прадедом, я теперь знаю.

Его рука мягко переместилась чуть ниже. У Снефрид в животе словно пробивался источник огня, рассылая волны томительной дрожи по всему телу. Ей хотелось сбросить эту руку, пока она не лишилась рассудка и не сделала того, о чем потом пожалеет. По жилам разливалось томительное ощущение пустоты – и совсем рядом был тот, кто в силах наполнить ее жизнью. Как будто иной дух, но дух-женщина – диса, валькирия, богиня, – заполняла тело Снефрид и толкала к тому, чего требовала ее природа. Этот дух тянулся к Эйрику – сосуду Одиновой силы, они с ним были родственными существами.

Но обычная, прежняя Снефрид еще не готова была отдаться во власть этого нового, зреющего в ней существа. Оно лишь пробуждалось в ней, когда она ступала на воздушную тропу и произносила слова заклинаний, но, когда Снефрид возвращалась в земной мир, богиня исчезала. Ее разум хорошо ощущал разницу между ними, богиня в себе пугала ее, она пока не решалась полностью ей довериться.

Ведь если она это сделает, возврата к прежней Снефрид уже не будет. А ей все еще мерещилось, что когда-нибудь ее приключения окончатся и все пойдет как было.

– Ты просил меня сопровождать тебя, – скучным голосом сказала Снефрид. – Не заставляй меня пожалеть о моей доброте. Со своей удачей не ссорятся.

Эти последние слова отдавали ледяным звоном – именно так сказала бы Хравнхильд, если бы была кем-то недовольна.

Эйрик вздохнул, убрал руку и повернулся к Снефрид спиной. Она повернулась спиной к нему. Если Фрейя будет к ней милостива, он не храпит во сне…

И уже засыпая, она вдруг поняла, что за существо толкает ее к Эйрику. Да это же она – его истинная небесная покровительница, спе-диса. Конечно, она любит Эйрика, чье рождение позволило ей выйти из неразличимого множества духов-праматерей и обрести неповторимый облик. Уж она-то со всей охотой открыла бы Эйрику объятия, и у нее нет для этого других рук, кроме рук Снефрид.

* * *

Уже к следующему дню после возвращения Гардара все помосты в спальном покое Дубравной Горки и даже сенные подстилки в кладовой заполнились тяжелоранеными, которых нельзя было везти дальше. Уцелевшие корабли разбитого войска, проходя на север к Уппсале, сгружали их здесь: все знали, что здесь живут сведущие женщины, которые сумеют позаботиться о раненых. Все девять помощниц «малой вёльвы» трудились не покладая рук.

Но у них были нешуточные причины опасаться и за самих себя.

– Не стоит ли нам подумать о том, чтобы тоже уехать к Уппсале? – сказала Бергдис, уложив в голове все случившееся. – Наше войско разбито, Олав ранен и в плену. Ничто не мешает Эйрику хоть сегодня пойти дальше. И если он проведает о том, кто мы… кто здесь живет…

Она огляделась: на лицах ее сестер и племянниц отражался испуг.

– Он сожжет усадьбу вместе с нами всеми! – охнула Оддню.

– Я не намерена бежать! – сердито сказала Ингвёр, в сером платье и переднике с кровавыми пятнами, и все оглянулись на нее. – Мы кто – всеискусные жены или мокрые куры?

– Это у тебя надо спросить, – обронила Хродню, ее тетка.

– Это ты – госпожа вирд-кона, – подхватила ее сестра, Гудда. – Слава Фрейе, что указала не на меня! Не то мне бы досталось управляться со всем этим, когда даже Трудхильд пришлось бы нелегко!

– Фрейя указала на меня! И я не отступлю.

Миловидное лицо Ингвёр приняло замкнутое и решительное выражение. Она не просто понимала, что теперь тяжесть борьбы лежит на ней; она уже чувствовала себя виноватой в неудаче битвы.

– Видно, у матери в тот раз… не получилось, – сказала Бергдис, пытаясь всех успокоить. – А ты ведь после нее еще ни разу не призывала духов.

– Но откуда же я могла знать, что Эйрик нападет именно в это время! – с досадой ответила Ингвёр. – Если бы он поступил как положено и мы бы знали день битвы…

– Ты могла бы услышать голос дисы, – заметила старуха Льотунн, стоявшая с видом не столько испуганным, сколько опечаленным.

– Она не могла, потому что сам конунг не участвовал в битве, – вступилась за дочь Бергдис.

– Нам, пожалуй, стоит что-то полезное сделать сейчас! – сказала ее сестра Сальдис. – Если Эйрик намерен идти дальше, мы можем сейчас наложить на него «боевые оковы».

– И поскорее, пока он еще не у наших ворот! – подхватила Ярнтруд.

Ингвёр перевела глаза на мать:

– Нам нужна лошадь.

Без Трудхильд и в отсутствие мужчин все привыкли считать Бергдис хозяйкой усадьбы, но в том, что касалось колдовства, решающее слово оставалось за «малой вёльвой».

* * *

В усадьбе Кунгсгорд на острове Алсну Эйрик намеревался остаться на какое-то время. Возможно, на долгое. То, что он завладел усадьбой конунгов, будучи мужчиной из рода Мунсё[34], давало ему право собрать тинг свеев и спросить, не желают ли они признать его своим владыкой. Но Эйрик знал: такие вещи не делаются быстро. Показав свою силу и удачу, он мог набрать сторонников из тех, кто раньше поддерживал Бьёрна; Бьёрном многие были недовольны, многие опасались, что старик, истребив весь свой род, начнет