Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Имя я знаю всего, что зовется…» – тут же прозвучал у нее в голове голос, звонкий и строгий; Снефрид не вспомнила, кому он принадлежит, но в памяти мелькнуло худощавое скуластое лицо с большими синими глазами.
Этот голос, эти слова успокоили Снефрид: ей на помощь пришла та, кто знает. И она повторяла вполголоса, словно принимала оружие из верхних миров:
Я знаю прозванья
Дающих защиту,
Девять я знаю
Могучих имен.
Одно – Альдафёдр, Отец Всех Живущих,
Второе – Хаптсёнир, Губитель Оков.
Третье – Атрид, Нападающий Всадник,
Четвертое – Бруни, Бурый Медведь,
Пятое – Дорруд, Бог-Копьеносец,
Шестое – Храфнагуд, Воронов Бог,
Седьмое – Ганград, Советчик Дорожный
Восьмое – Твидблинди, Дважды Слепой
Девятое – Вальфёдр, Отец всех Убитых —
Вот сколько я знаю
Священных имен!
Знать имя – самое важное в колдовстве. Знающий имя управляет тем, кто его носит; не управляя Одином, человек достаточно сведущий, чтобы знать его имена, может использовать силу этих имен для защиты или нападения. Снефрид держалась за один конец своего жезла, а спе-диса невидимой рукой – за другой, и голоса их, объединенные в один, выстраивали вокруг нее и Эйрика защитную стену, сравнимую со стеной Асгарда.
К тебе я взываю,
Отважный Воитель,
Прикрой нас от злобы,
Коварных врагов.
От стрел и от копий,
От порчи и злобы,
От лжи и наветов,
От зависти жал.
Укрой же нас, Один,
Даруй нам защиту,
Как чарами матери
Бальдр защишен.
Назад отошли
Незримые стрелы,
Удары коварства
Вспять обрати!
Снефрид замолчала, задыхаясь, и обнаружила, что вой и вопли стихли. Звенело в ушах. Она опустила жезл, чувствуя, что совсем лишилась сил. Ноги подломились, и она села на перину. Опомнилась и сообразила, что за зрелище собой представляла: женщина в одной сорочке, с растрепанными косами, стоит на постели и машет в темноте жезлом! Только бы ее голос не был слышен в гриде.
– Что это было? – раздался хрипловатый голос Эйрика.
Снефрид повернула голову: света из-под заслонки с трудом хватало, чтобы различить, что он приподнялся на подушке.
– Как ты? – Выпустив жезл, Снефрид положила обе руки ему на грудь. – С тобой все хорошо?
– Я спал, слышу – ты что-то кричишь. Мне приснилось? Или ты что-то услышала?
– У тебя нет никаких… внезапных болей?
– С чего бы? Там снаружи все тихо?
Снефрид перевела дух.
– Сдается мне, вирд-кона Бьёрна опять пыталась тебя погубить.
«И теперь я знаю, как вышло, что Хравнхильд среди ночи залезла на крышу и схватилась там с кем-то», – подумала она и едва удержалась, чтобы не сказать этого вслух.
– Так уже было дней десять назад, когда старуха пыталась наслать на тебя порчу, но вскоре сама умерла, – сказала Снефрид вместо этого. – Теперь, как видно, ее наследница принялась за те же песни.
Ее пробрала дрожь, и Снефрид обхватила себя за плечи. Она растратила много сил, и ей стало зябко. А еще ее обдало холодом от мысли: ведь Хравнхильд погибла в той схватке на крыше. Она тоже могла погибнуть. Могла сейчас лежать здесь, рядом с Эйриком, мертвая, с такими же ранами от когтей… Какое счастье, что Хравнхильд перед смертью помогла ей одолеть старуху, а ее преемница, видимо, даже слабее, чем Снефрид. И теперь им нужно наперегонки набираться сил и опыта, чтобы не погибнуть в этой борьбе…
Что подумал бы Эйрик, проснувшись утром и обнаружив возле себя мертвое тело своей вирд-коны? Вообразив это, Снефрид еще раз передернулась. Даже зубы застучали. У Хравнхильд хотя бы была она, а ей-то уж совсем некому передать его нить. Захотелось изо всех сил прижаться к Эйрику, ощутить, что он жив, услышать, как бьется его сердце, ощутить и впитать его тепло… Вспомнились те спе-дисы из преданий, что сами являлись к своему подопечному и вступали с ним в любовную связь, даже в брак: Сигрун, Свава. Сейчас Снефрид стала лучше их понимать: когда выдерживаешь опасные для жизни сражения ради благополучия своего «питомца», хочется быть связанной с ним крепко-накрепко, чтобы не пропустить ни малейшего чужого посягательства на его жизнь и удачу и самой набираться от него сил.
– Это пока я тут спал, ты сражалась? – спросил Эйрик; он был удивлен, но считал это вполне возможным.
– Ммм… немного, – пробормотала Снефрид, все еще содрогаясь от мысли о собственном мертвом теле рядом с ним в постели. – Безделица.
– Все истинные герои так говорят.
Снефрид убрала желз под подушку и легла, повернувшись к Эйрику спиной и свернувшись, как зверек. Чего она совершенно точно не хотела, так это чтобы его сейчас одолели игривые помыслы.
Эйрик придвинулся к ней, обнял сзади и подсунул вытянутую руку ей под голову. Снефрид положила голову ему на плечо и ощутила, что ей необычайно хорошо, удобно и спокойно. Даже за оградой Асгарда она не могла бы почувствовать себя в большей безопасности. И она заснула, не успев подумать больше ни о чем.
* * *
Девять помощниц «малой вёльвы» продолжали бить в бубны, как вдруг с «госпожой Унн» стало твориться что-то странное. Она замолчала и застыла, широко раскинув руки с жезлом и ножом, отчего сама приобрела сходство с руной Альгиз. Потом вдруг дернулась, будто невидимая рука толкнула ее в спину. Вскрикнув, колдунья выронила свои орудия, сделала еще один принужденный шаг вперед и упала на колени.
Бергдис взмахнула колотушкой, давая знак к прекращению песни. Бубны стихли, но снизу, из-под мыса, доносилось шипение и плеск волн, как будто чем-потревоженных. «Малая вёльва» вскрикнула и упала, распростершись на камне, головой к воде; она извивалась, цеплялась за траву, а что-то невидимое будто тянуло и подталкивало ее. До обрыва оставалось уже несколько шагов.
Сообразив, что происход, Бергдис бросила бубен, метнулась к дочери и сорвала с ее головы соколиный убор с маской.
Нельзя так резко возвращать дух вёльвы, Бергдис это знала. Но она видела, что иначе невидимые враги сгубят ее дочь у нее на глазах, как недавно сгубили мать. Бергдис всю жизнь прожила среди чар, но сейчас вдруг подумала: