– Мое личное дело пошло в УВР, – сказала наконец Кэтрин. – Что это может значить?

– Ты знаешь, кто именно его затребовал?

– Конечно, нет. Даже о том, что его туда отправили, я узнала совершенно случайно, от одного хорошо осведомленного человека. Запрос пришел вчера после полудня…

– Ч-черт!.. – Ариф куснул ноготь и нахмурился. – В этой богадельне достаточно уникальных идиотов, которые могут причинить немало неприятностей. У тебя есть какие-то версии – почему тобой заинтересовалось УВР? Это наверняка связано с расследованием, но как, каким образом?

– Расследование полностью остановлено по личному распоряжению советника Галланда, – сказала Кэтрин. – Как, почему – никто ничего не знает. Конфискат находится на одном из таможенных складов центрального порта.

– На каком, ты знаешь?

– Нет.

– Значит, и конфиската там уже нет, это ясно. Проклятье, но какая же сука осмелилась влезть в дело такого уровня? Это не Граф, тот бы не смог, это дураку понятно. Значит, есть кто-то покруче Графа… кто-то, до сих пор никак себя не проявлявший. Кэт, – он внимательно посмотрел на сидящую перед ним женщину, – ты что, боишься?

– Боюсь, – призналась она. – У меня профессиональное чувство опасности, и сейчас оно мне просто не дает покоя.

– Слушай, останься здесь, – голос Арифа стал требовательным, – скажи, что ты заболела. Что у тебя какие-нибудь проблемы… это все действительно опасно! Тебя могут прихлопнуть где угодно – например, сбить над океаном. Останься, хотя бы на пару дней, пока мы Лейландом не выясним, что происходит.

Кэтрин тяжело вздохнула.

– Я не могу, Ара. У меня будут неприятности, понимаешь? Галланд и так уже смотрит на меня с каким-то подозрением.

– Какие неприятности? – взорвался Ариф. – Что ты мелешь, женщина? Под тебя заложена бомба, ты понимаешь это или нет? Ну что мне, приказать связать тебя, а? Отвечай?

– Я очень надеялась, что мне поможет Роббо, – тихо сказала она.

Ариф шумно вздохнул и потянулся за бокалом. Известие о спешном вылете Роберта ужаснуло Кэтрин, и он прекрасно понимал ее эмоции. Он не мог рассказать ей о чувствах, которые овладели Робертом после сообщения о гибели Лема; он искренне сочувствовал ей, понимал ее неожиданную горечь, но знал, что переломать ее сегодняшнее женское упрямство ему не удастся.

Кэтрин встала. Ариф поднялся вслед за ней и умоляюще заглянул в ее глаза:

– Я могу надеяться, что ты по крайней мере не будешь расставаться с оружием?

Она устало рассмеялась в ответ:

– Ты же знаешь, я с ним даже сплю…

– Тогда погоди, не улетай без меня.

Проводив ее вниз по лестнице, Ариф взлетел к себе на третий этаж и поспешно распахнул огромный стенной сейф. Нижнее отделение занимала небольшая коллекция редкого старинного оружия: недолго думая, Ара выхватил из самой нижней секции довольно массивную кобуру из потрескавшейся от времени натуральной кожи и поспешно сбежал во двор. Кэтрин уже сидела в кабине своего коптера, и Ариф всунулся в раскрытую дверцу:

– Возьми вот это – когда-то эту пушку выпускали единичными сериями для рейнджеров, принимающих участие в танковых миссиях. Здесь всего сорок выстрелов, но зато каждый может вдрызг рассадить бронированный коптер. Возьми… предохранитель у нее справа, затвор – ушки на себя до щелчка.

Женщина сняла руки со штурвала и вытащила из пропахшей столетиями кобуры сильно потертый пистолет с непривычно длинной, формованной под пальцы рукоятью и коротким навеки закопченным стволом.

– Сколько же ему лет? – спросила она, взвешивая оружие в ладони.

– Около пятисот. Не бойся, он не откажет: эта техника делалась с таким запасом надежности, какой нам может только присниться.

– Спасибо, – благодарная улыбка скрывала в себе горечь и беспомощность, и Ариф опустил голову.

Коптер поднялся в воздух. Дождавшись, когда сверкающая точка исчезнет в густо-синем предвечернем небе, Ариф вернулся на площадку и набрал длинный столичный номер.

– Патти, – сказал он, прижимая аппарат к плечу шеей – руками он раскупоривал новую бутылку вина, – Кэтрин Раш – в клещи. В железные, ты меня понял? Если с ней что-то случится, я утоплю тебя дерьме… ее «Болланд» сейчас идет к столице с моего направления. Приступайте. Какой кошмарный день, – горестно пожаловался он своей рюмке, – это же надо было Роббо запсиховать именно в тот момент, когда он нужен до зарезу!

Лежащий возле его руки фон требовательно завизжал вызовом, и Ариф поспешил ответить.

– Я тут кое-что узнал, – сказал Лейланд. – В общем, все не так драматично, как можно было подумать. Хотя… есть некоторые странности, и я пока еще не могу связать их воедино. Сделаем так: завтра я буду у вас, и мы подумаем вместе.

– Так все-таки – что там? – Азартно спросил Ариф.

– Ну… не сейчас, – многозначительно замялся гангстер. – Завтра, все завтра.

– А сегодня – никак?

– Сегодня у меня серьезное совещание… вы же должны понимать.

– Хорошо. Буду ждать завтра. До скорого, старина.

Ариф отложил в сторону аппарат и потер пальцами переносицу. Он чувствовал какое-то неопределенное, туманное беспокойство: иногда оно приходило после благополучно завершенной драки. До конца этой драки было далеко… Вечер получался пустым, лететь куда-либо на поиски приключений ему не хотелось. Ариф щелкнул пальцами и выкрикнул в сторону башни:

– Пригласите леди Андерсон, и приготовьте легкий ужин!

Пить с самого утра и оставаться к вечеру трезвым – это надо уметь. Ариф Кириакис умел, но сегодня ему ужасно хотелось быть пьяным: не расслабленным и чуть хмельным, как обычно, а именно пьяным. Не получалось. Выпитое вино, вместо того, чтобы затуманить сознание и окрасить мир в нежно-розовый цвет, наоборот, заострило все чувства и эмоции, доведя их до той невидимой грани, за которой всегда кончаются слова и начинается отчаяние. Ужас Эндерби, пронзительная ледяная горечь пережитого на мертвом корвете все еще бродили в подсознии Арифа, лишая его покоя и требуя выхода: он пил бокал за бокалом, ощущая давление неясных, глухих желаний, который поднимались в его груди и терзался вновь возникшим в душе ощущением своей полнейшей, младенческой беспомощности. Он был бы рад сейчас взбеситься, разнести в куски свое соломенное плетеное креслице, может быть, свернуть кому-нибудь шею; он не мог: вокруг стояла горечь, она холодила его сухое полуобнаженное тело, замыкала его в несокрушимую ледяную башню, лишенную дверей… далекий запад, уже наливающийся тяжеловесной закатной бронзой, равнодушно светился в его пустых остановившихся глазах.

– Милорд…

Голос Коринны Андерсон прозвучал мягче, чем обычно – глубже: сейчас в нем волнисто играли нотки призывной женственности. Ариф не сразу понял, кто к нему обращается: повернувшись в кресле, он посмотрел на свою гостью с секундным изумлением: