Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Потом слышалось хихиканье, тающее в теплом мраке.
– Скоро нашу аллею назовут «дорожкой влюбленных», – сказала Констанция.
– Несомненно, в честь Чарльза.
– Жаль, он не пустил себе пулю в лоб прямо на аллее, – задумчиво и серьезно проговорила Констанция. – Хоть малостью искупил бы.
Из разговоров чужаков мы поняли, что снаружи видны лишь бесформенные руины, перевитые плющом; принять их за дом очень трудно. Руины эти высились ровно на полпути от поселка к шоссе, на самой тропинке; наших глаз за листвой никто не видел.
– Только к двери не подходи, – стращали друг друга дети. – А то дамы сцапают.
Однажды какой-то мальчуган встал у лестницы лицом к дому, другие его подзадоривали, а он трясся, почти плакал и чуть не убежал, но потом закричал дрожащим от страха голосом: «Эй, Маркиса, – кличет Конни, – хочешь мармеладу?»
И тут же унесся прочь, остальные следом. В тот вечер я обнаружила на пороге корзинку со свежими яйцами и запиской: «Простите, он не хотел вас обидеть».
– Бедняга, – Констанция перекладывала яйца в миску, чтобы нести на ледник. – Наверно, забился со страху под кровать.
– А может, его выпороли хорошенько, чтоб знал, как себя вести.
– На завтрак будет омлет.
– Интересно, могу я съесть ребенка?
– Я вряд ли смогу его приготовить.
– Бедные чужаки, всего на свете боятся.
– И я боюсь – пауков, например.
– Мы с Ионой охраним тебя, ни один не сунется, – сказала я. – Констанция, до чего ж мы счастливые!