— Мы не приспособлены к дневному свету, — сказала она. — Мы — дети ночи, и все мы возвращаемся в ночь.

Слушая ее истории, Томас незаметно задремал, а проснувшись, обнаружил, что она исчезла, оставив в его руках пару крошечных черных перчаток, связанных из волос. Когда он надел их, оказалось, что они точно подходят по размеру. На миг его руки замерзли и онемели. Когда он подошел к Йоргу, чтобы разбудить его и похвастаться новыми перчатками, старый провидец не смог разглядеть его.

— Она сделала замечательную вещь, — сказал наконец Йорг, после того как Томас несколько раз снял и надел перчатки. — Плащ, который она соткала для меня, был больше, но не был таким плотным. Эти перчатки скрывают тебя даже от меня. Они защитят тебя от Искателей. Вероятно, у них есть еще какие-нибудь свойства, которые мы откроем в свое время, ибо творения никс поистине удивительны.

Томас ужасно проголодался, так как ничего не ел со вчерашнего дня. Он прервал старого провидца, пожаловавшись на голод, и Йорг засмеялся, велев ему подниматься по лестнице, ведущей в туннели под Лукерсиреем.

— У меня есть друг, который накормит нас, — надтреснуто сказал старик. — Но не снимай перчатки и держись ко мне поближе, потому что я не хочу тебя потерять.

Путники добрались до дома торговца свечами. После долгого стука дверь открылась, пропустив их, в огромную теплую кухню, где Томаса накормили до отвала. Йорг принялся выкладывать свои новости жене торговца, полной женщине с руками толщиной с окорок и голосом, напоминающим охотничий рог. Они настолько увлеклись разговором, что совершенно забыли про мальчика, и он провел несколько приятных часов в кладовке, играя с котятами. У одного из котят гноился глаз, несмотря на то что Томас тщательно промыл его, котенку не стало лучше. Быстро оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним никто не следит, Томас стянул перчатку и одним пальцем коснулся головы котенка. Засохший гной размягчился и исчез, малыш открыл глазки. Довольный Томас снова натянул перчатку, но Йоргу хватило этой короткой вспышки, чтобы найти его и выругать за то, что он осмелился ее снять. Чувствуя в кармане теплое тельце котенка, Томас безропотно снес выволочку. В тот день они снова отправились в город в поисках денег и еды. Слепой провидец провел мальчика по узким улочкам к площади, заполненной всевозможными прилавками. Между прилавками слонялись оборванные циркачи, жонглирующие яблоками и сливами и достающие монетки из ушей зевак. Йорг нашел свободный пятачок и затянул унылый напев, выпрашивая монету или кусочек хлеба. Между куплетами он прислушивался к базарным сплетням и успевал кое-что рассказать. День прошел так быстро, что, только начав собираться, Йорг обнаружил, что Томаса нет поблизости.

Теперь, когда на руках мальчика были перчатки, скрывающие его магию, Йорг не мог узнать, когда Томас ускользнул и куда он направился. Выругавшись, провидец позвал Иесайю и велел ему обыскать рыночную площадь, а сам тем временем принялся мысленно прощупывать окрестности. Йорга хорошо знали в этих краях, поэтому многие приветствовали его, а кое-кто бросал в спину бранное слово. Всех, кто здоровался с ним, Йорг спрашивал, не видели ли они маленького светловолосого мальчика. Светлые волосы редко встречались в этих краях, поэтому старик был уверен, что мальчик не мог остаться незамеченным. Но поиски были напрасны, Йорг в сердцах выругал никсу, которая сплела заклинание, скрывшее его ученика от его собственных глаз. К тому времени, когда на город опустилась ночь и на площадь вышли фонарщики, Йорг был готов расплакаться. Лукерсирей был совершенно неподходящим местом для одинокого маленького мальчика.

Паршивый, протиснувшись сквозь толпу, прижался к богато одетому горожанину, нащупав сквозь его плотный плащ набитый бумажник. На его лице мелькнула улыбка, но он тут же отшатнулся, заметив, что жертва начала оглядываться. К тому времени, когда карие глаза мужчины начали обшаривать толпу, Паршивый уже уходил с площади, а за ним семенил пятнистый щенок.

Щенку было всего четыре недели от роду, и он был единственным, что Паршивый мог назвать своим. Он спас малыша, ибо после долгой и суровой зимы мясо стало редкостью, и множество домашних любимцев нашло свой конец в желудках бродяг. Песик был ужасно тощ, но у воров не было обеда, поэтому вмешательство Паршивого ничуть их не обрадовало. Сначала Паршивый не мог понять, зачем он спас малыша и почему не съел его сам. Но когда щенок свернулся теплым клубочком у него под рубахой, он перестал удивляться, осознав, что этот щенок принадлежит ему и он должен его защищать. Паршивый был сиротой, и, подобно многим детям Лукерсирея, жил тем, что ему удавалось выпросить или стащить. Его мать была служанкой в королевском дворце, а отец — садовником. Когда Ри покинул Лукерсирей и перебрался в новый дворец у моря, они остались без работы. К тому времени, когда Паршивый появился на свет, его отец успел стать вором, а мать — проституткой. В Лукерсирее бывшей служанке было трудно заработать на хлеб. К тому времени, когда ему исполнилось пять, родители умерли, и маленькому мальчику пришлось кормиться самостоятельно. Паршивый довольно быстро привык жить на улицах, а у воров Лукерсирея был свой кодекс чести — они не трогали собратьев по ремеслу. Паршивый был вполне доволен жизнью, несмотря на то что голод и холод донимали его постоянно.

Шанс поживиться выпал Паршивому потому, что по рыночной площади несли паланкин Госпожи Лукерсирея. Дородный мужчина остановился, чтобы поглазеть на парчовые занавески, ярко блестевшие на солнце. Слуги с барабанами и фанфарами шли впереди носилок, а сам паланкин покоился на плечах четырех роскошно одетых носильщиков. Это зрелище ошеломило Паршивого, но он, не теряя времени, прижался к полному соседу, засунул руку ему в карман и осторожно вытащил кошель. В эту секунду Джед заметил котенка, примостившегося на плече у какого-то мальчишки, и с яростным визгливым лаем рванулся вперед. Котенок мяукнул и бросился бежать, песик погнался за ним, но, потеряв равновесие, плюхнулся в грязь. Паршивый вскрикнул и бросился за ним, испугавшись, что щенок потеряется в толпе, а толстяк принялся шарить в кармане.

— Вор! Держите вора! — закричал он, и Паршивый прибавил ходу, чувствуя, что сердце уходит в пятки.

Воровать на рыночной площади было опасно — владельцы лавок любили воров не больше, чем стражники. Услышав крики «Держи вора!», кое-кто из зевак попытался схватить его за плечо или сбить с ног, но, к счастью, это была территория Паршивого, и большинство маленьких попрошаек, крутившихся на площади, были членами его шайки. Худенькие, словно щепки, одетые в немыслимые лохмотья, они путались под ногами у взрослых, а один из них перевернул корзину с яблоками, которые раскатились между прилавками. Погоня осталась позади, и, хлопнув рукой по плечу Джея-Скрипача, одного из своих помощников, Паршивый юркнул в лабиринт переулочков, примыкавших к площади.

Крепко прижимая к груди тяжелый кошель, Паршивый кинулся туда, где мелькал белый хвостик Джеда. Он перескочил через корзину со сливами, затем нырнул под ткацкий станок, который несли двое крепких мужчин. Он боялся потерять щенка из виду, но, свернув в темный переулок, обнаружил, что песик воинственно тявкает на пушистый комок, примостившийся на чьем-то подоконнике.