да это сразу видно, Димочка. Мы не можем друг без друга. И после этого я тебя отпущу? Куда, Данилевский? Я же люблю тебя всем сердцем.

— Мира… — он снял очки, покрыл поцелуями всё её лицо. — Давай поскорее поженимся? — попросил он. — Скажи, тебе нужна шикарная свадьба?

— Мне нет, а тебе?

— И мне тоже. Я знаю хороший ЗАГС, нас там быстро поженят. А? — сказал Данилевский.

— Хорошо, так и сделаем. Но у меня дома свадьбу мы отметим, в узком кругу, ладно? Маму порадуем.

— Всенепременно порадуем. У тебя прекрасная мама — нежная, солнечная. Я особенно рад буду помочь ей, — кивнул он.

— Помочь? В чём?

— Сделать счастливой её дочь, — выкрутился Дима, понимая, что чуть не проговорился.

— Спасибо, Димочка!

— За что?

— За всё! За то, что ты есть, — она чмокнул его. — Беги, а то Сева заждался.

— Тогда до вторника? Я заеду за тобой в обед, мы успеем подать заявление, хорошо?

— Хорошо-хорошо, — Мира улыбнулась. Данилевский ещё раз поцеловал её на прощанье и побежал по ступенькам. — Осторожно, милый, не спеши, — крикнула она вслед.

— Я люблю тебя, — услышала уже снизу.

Всеволод слушал в машине музыку. Завидев брата, уменьшил звук.

— Ну что, всё выяснил? Была наша мамочка там вчера или нет? — завёл автомобиль. Стал выезжать со двора.

— Была, — вздохнул Дима, надел очки, которые держал в руках, — и всё оказалось, как мы думали — давила, прессовала. Потом уговаривала. Просила Миру меня отпустить.

— Даже так, отпустить тебя? — Всеволод выехал на шоссе. Выключил в машине радио. — Мамочка по-прежнему считает, что может управлять не только людьми, но и судьбами. Величайшее заблуждение, отравляющее жизнь человечеству. Я через это прошёл и никому не желаю подобного.

— Поэтому ты и на моей стороне? — уточнил Дима.

— И поэтому тоже, и по многим другим причинам, — он проехал на жёлтый свет, увеличил скорость, обогнал впереди идущую машину. — Что ты мне шепнул в коридоре, когда мы одевались? Что-то насчёт денег?

— Да, ты можешь быстро продать мой опель, который стоит в гараже матери? Мне срочно нужны деньги, — Дмитрий стал копаться в айфоне, что-то искал.

— Могу, без проблем. Правда, он не на ходу, но это решимо. Тачка в хорошем состоянии. А зачем тебе срочно понадобились деньги? — поинтересовался он.

— Я хочу заплатить за эндпротезирование в одной из больниц — за саму операцию и за импортный протез, — не стал скрывать от брата.

— Благотворительность — это правильно, — одобрил Всеволод.

— Это не просто благотворительность, это на операцию Анне Андреевне. Мира рассказывала, что они ждут квоту на операцию, но в этом году не предвидится. Поэтому я принял решение быть той самой квотой. Чем быстрее пройдёт операция, тем лучше. Ты же видел, как она ходит. А ещё вторая нога. Нужны деньги и на реабилитацию. Я хочу, чтобы всё было на должном уровне. Я хочу, чтобы мама Миры ходила.

— Димка, я же тоже этого хочу и не меньше тебя! — он чуть не пропустил поворот. — Надеюсь, ты не будешь против, если и я приму участие в твоей квоте? Тебе даже не придётся продавать тачку.

— Принимай, только опель всё равно продай, он мне не нужен. Лишний.

— Ладно, сделаю. Тем более, для Анны Андреевны. Такая женщина — само очарование, — он даже засветился. Дима промолчал, лишь подумал о том, что старший брат давно так не отзывался о женщинах.

Глава 87

— Николя, — Владимир Григорьевич закрыл лицо руками, затем стал тереть виски, — неужели всё, что ты мне рассказал — правда? Я не могу поверить в то, что мой родной внук… у меня даже язык не поворачивается произнести эти слова. Мой внук меня…

— Пап, мне тоже больно. Он твой внук, а мой сын, родной сын, — Николай опустил голову. Он оттягивал этот разговор, но Турчанинов прав — всё равно когда-нибудь отец узнает. А следствию важно время и подробности, в курсе которых отец может быть. Подробности разговоров между ними, что конкретно он говорил и показывал внуку.

— Я знаю, сынок, — Фертовский-старший тяжело вздохнул, поднялся с места, отошёл к двери. Так щемило сердце, так щемило. Будто в грудь засунули горящие угли. Но раскисать нельзя, даже болеть теперь нельзя — у него и Машеньки будет ребёнок. Может, вырастить его он и не успеет, но хотя бы дождаться рождения — обязан. После этих мыслей Владимиру Григорьевичу вдруг стало легче — сердце словно послушалось его и отпустило. — Пусть всё как есть. Примем случившееся со смирением, — сказал он, — знаешь, если быть откровенным, намучился я с этим гарнитуром. С того момента, как узнал о проклятии и понял, что оно повисло над Володей. А когда он ещё и потребовал мне показать гарнитур, тут я вообще чуть с ума не сошёл. И ведь он и требовал бы дальше. А я бы сопротивлялся, не находя убедительных аргументов, в итоге всё равно бы что-то да прорвалось наружу. Я устал от этой истории с камнями, клинком, вообще всем, что связано с гарнитуром. Долго держать его дома тоже представляло опасность, я, конечно, подумывал о банке или подобном месте хранения, но почему-то тянул. Одним словом, что случилось, то случилось.

— Тебе не жаль гарнитур? — Николай внимательно посмотрел на отца. Тот на удивление внешне спокойно отреагировал на плохую весть. Нет, конечно, сначала расстроился, но быстро успокоился и принял как есть.

— Нет, не жаль, хотя это и твоё наследство, Николя, ведь ты мой сын, — ответил он.

— Я думал и об этом, — кивнул он. — Почему ты не рассказал мне обо всём, что касается гарнитура? Пап, а я ведь ничего не понял и про проклятие, связь с ним Володи.

— Я сам не знаю, почему тебе не рассказал, правда, сынок. Как-то не собрался, что ли. Тебе всегда некогда, работа, семья, да и я вечно занят. Хотя мы с Машей к вам приезжаем. Но в такие моменты рядом внучка, всё моё внимание ей. А тут необходимо было уединение и время. Знаешь, в связи со случившимся, я понял одну вещь: всегда находи время для родных, для детей, для внуков. Умей выслушать, понять, принять. Не ставь эмоции вперед, они мешают. Будь терпеливее. В этом проявляется вся мудрость, а также возможность понять того, кто рядом. Иначе возникнет непонимание, а потом и отчуждение. Не зря в нас течёт одна кровь, значит, нам Богом суждено быть рядом, близко. А мы, получается, порой ничего не знаем, что происходит с нашими родными, пропускаем важное, нужное. Главное.

— Странно, но меня в том же самом упрекнул следователь Турчанинов, который ведёт