— Всё будет хорошо, — тепло улыбнулась Хильда, поменявшись со мной местами, выступая в качестве успокаивающей стороны. — Любовь всегда сильнее обстоятельств, — она погладила меня по голове и поцеловала. — Поезжай домой, сынок, заодно проведай Эмили. Уильям сказал, что она сильно переживает.

Уильям звонил мне несколько часов назад и сообщил, что для Эмили пришлось вызвать врача. Я должен был поехать к сестре. А заодно увидеть Кейтлин. Просто взглянуть хоть одним глазком и убедиться, что с ней всё было в порядке.

Но стоило мне подняться на ноги, как в коридоре появились люди в штатском и предъявив полицейские жетоны, попросили меня пройти за ними в участок.

— Что случилось, Марк? — мужчины скрутили мне руки, и повели из больницы. «В моей жизни случилась Оливия, — хотелось мне ответить матери, но не стал». — Объясните, куда вы ведёте моего сына? — возмутилась мама.

— Ваш сын обвиняется в покушении на жизнь человека, — я лишь ухмыльнулся. Всё-таки гадина сыграла на опережение. Инфаркт отца расстроил мои планы. Ведь сегодня именно я должен был почивать на лаврах справедливости… Но видимо, не судьба. Приблизительно я догадывался, что меня ожидало в полицейском участке, уж слишком хорошо я изучил Оливию. Она, видимо, приняла мой звонок об отмене свадьбы за очередную отговорку, отмашку… и тем самым навлекла новую порцию проблем и головной боли.

Марк

Обычное Лондонское утро началось для меня… необычно. Словно рецидивиста меня закрыли в камере предварительного заключения, будто я был в сговоре с террористами и замышлял нечто ужасное. В любой другой день я бы поморщился от брезгливости, но сегодня воспринимал действительность сквозь тонкую призму отчаяния и неизбежности. В довесок ко всем переживаниям перед глазами предстало ещё одно — перекошенное ужасом и непониманием лицо матери.

— Марк Бретт, — мужчина в форме назвал моё имя. Меня продержали в камере больше суток, прежде чем вызвали на допрос и взяли показания. Почему, чёрт возьми, было так просто попасть в тюрьму и так сложно из неё выбраться? — К вам посетитель, — на меня надели наручники, и повели по узкому коридору в более чистую камеру, где не воняло потом и плесенью. В комнате было светло, посередине стоял стол и два стула. Но одном, из которых сидел Алек. Я позвонил ему в Сиэтл сразу, как только разрешили сделать звонок. Попросил того вылететь ко мне первым же рейсом. Нет, конечно, в Лондоне были хорошие юристы и адвокаты, но они не были в курсе всех нюансов моей «особенной» ситуации.

— Десять минут, — сказал полицейский и оставил нас одних.

Я подошёл к столу, и устало присел на стул. Сутки без сна сказывались на общем состоянии, мозг отказывался работать. Мне хотелось принять душ и немного поспать.

— Как отец? — больше всего остального волновал сейчас этот вопрос. Проблемы с Оливией немного подождут.

— В критическом состоянии. Но без ухудшений Врачи пока не дают никаких прогнозов, — ответил Алек.

— А мать?

— Не выходит из больницы, — я кивнул. Мама безумно любила отца. Не представляю, если с ним что случится, как мы переживем эту трагедию.

— Ладно, давай о деле. Мне сказали, что я обвиняюсь в покушении на жизнь Оливии. Показали снимки увечий, что я нанёс, ознакомили с заявлением. Что скажешь?

— Кейтлин пропала.

— Что? — от коматозного и заторможенного состояния не осталось и следа. Вмиг я проснулся и взбодрился. Вскочив на ноги, я едва не бросился к дверям, чтобы позвать полицейского и попросить меня отпустить. Я готов был заплатить любые деньги лишь бы выйти отсюда. — Что значит пропала? Я сам вчера ночью отвёз её домой!

— А где ты сам был вчера ночью в районе полуночи?

— С Кейтлин. Алек, что произошло?

— Кто-то кроме девушки может это подтвердить?

— Не знаю, нет… Где Кейтлин? — я повысил голос, напряжение нарастало.

— Утром Эмили и Уильям обнаружили, что ее нет в доме, телефон все время не доступен. В Сиэтле она пока тоже не объявлялась.

— Нет… — меня вдруг сильно затошнило, в висках застучало. — Маршал! Ты звонил ему? Проверяли авиалинии?

— Да, утром она улетела в Сиэтл, но дома пока не объявлялась.

— Нет… — в голове уже начали прокручиваться самые не радужные и печальные картинки.

— Я распорядился, чтобы у дома Кейтлин дежурила охрана, а пока остается только ждать.

— Что если на неё напал Генри или Оливия не погнушалась и решила устроить возмездие за несостоявшуюся свадьбу, как и обещала?

— Я не знаю, — Алек пожал плечами. — Я подал ходатайство об освобождении под залог. Но думаю, выпустят тебя не раньше завтрашнего утра.

— Какие перспективы?

— Если не урегулировать все вопросы до суда, срок дадут маленький, но как понимаешь, судимость…

— Понятно. То есть теперь я основательно на крючке.

— Да, — подтвердил Алек. — Оливия сыграла на опережение. Можно было бы отделаться штрафом, но ты нанёс телесный вред женщине… а это уже тюремное заключение сроком от двух до шести месяцев.

— Ты прекрасно знаешь, что я этого не делал! — Алек был в курсе моего плана. Мы собирались подставить Оливию, я намеренно должен был не прийти на свадьбу, тем самым её расстроив. Приблизительно действуя по тому же сценарию, что и моя «невеста», за исключением справок о невменяемости. Отличие было в том, что вместо полицейского участка, она бы отправилась в психушку. Моей «невесте» бы диагностировали сначала нервный срыв, затем признали недееспособной, и как следствие её ждала комфортабельная палата в одном из центров на окраине Лондона. Теперь же неизвестно чем для меня обернётся путешествие в участок.

Кто знал, что отец окажется в больнице?

— Знаю, — подтвердил Алек. — Но они так не считают. Если бы Кейтлин не исчезла, возможно, её показания сняли бы с тебя часть обвинений, а так… я здесь бессилен.

— Найди Кейтлин! — попросил я, прикидывая в уме, что за мной скоро придут.

— Что делать с Оливией? — Алек не сводил с меня сосредоточенного и серьёзного взгляда.

— Пока ничего. Как только выпустят, я сам с ней поговорю, — крепко сжав челюсть, я ударил кулаком по столу. — Как всё не вовремя, — в сердцах произнёс я и тяжело вздохнул. На сердце стало тяжелее пуще прежнего. Неизвестность лишала возможности здраво мыслить. А отсутствие быть на воле так и вовсе вводило в прострацию, словно я был человеком с ограниченными возможностями. — Ты по-прежнему считаешь, что нужно гнать Оливию в шею, и она ничего и никому не сделает? — я поднял на Алека глаза, вспомнив о давнишнем совете.

— Нет, думаю, ты не зря собирался упрятать её в психушку. У неё какая-то больная одержимость стать твоей женой. Может быть, уступить ей, пустить пыль в глаза на время замужества?