знаю и не могу найти адреса Мелик-Пашаева. Очень прошу Вас отослать ему прилагаемое письмо. Секретов нет. Извините за беспокойство.

6. М. А. Булгаков — Б. В. Асафьеву. 9 января 1937 г.

Москва

Дорогой Борис Владимирович!

Не сердитесь за то, что до сих пор не написал Вам. Не писал потому, что решительно не знал, что написать.

Сейчас сижу и ввожу в «Минина» новую картину и поправки, которые требуют. [...]

Я ценю Вашу работу и желаю Вам от души того, что во мне самом истощается, — силы.

7. М. А. Булгаков — Б. В. Асафьеву. 13 февраля 1937 г.

Москва

Дорогой Борис Владимирович!

Ко мне обратился молодой композитор Петунин и сказал, что хочет писать оперу о Петре, для которой просит меня делать либретто.

Я ему ответил, что эта тема у меня давно уже в голове, что я намереваюсь ее делать, но тут же сообщил, что Вы ее уже упомянули в числе тех, среди которых ищете Вы и, что если Вы захотите осуществить Петра, я, конечно, буду писать либретто для Вас.

Итак, желаете делать Петра или хотите остановиться на чем-нибудь другом, насчет чего мы с Вами можем подумать?

Если Петра не хотите, я скажу Петунину, что Петр свободен, а так как я все равно либретто это, полагаю, буду делать (если Большой примет тему), то пусть он сговаривается с Большим, пробует, тем более что он строит свои надежды на этой опере.

Напишите мне срочно, пожалуйста.

Приветствую Вашу супругу и Вас.

М. Булгаков

8. Б. В. Асафьев — М. А. Булгакову. 16 февраля 1937 г.

Дорогой Михаил Афанасьевич!

Простите, пишу спешно (есть оказия) и карандашом. Не могу писать большого письма, т[ак] к[ак] все еще измотан «Партизанами»[437]. Вкратце: о работах с Вами. Петра обязательно со мной. Я подбираюсь к нему давно и не хотел бы ни его, ни Вас уступить кому-либо. Затем, с Вами же намерен делать Хаджи Мурата (тоже давно облюбовываю и с ужасом услышал, как Керженцев назвал эту тему для оперы в числе желанных: я его умолял никому ее не выдавать). И, наконец, в третью очередь (с Вами же) 1812 год по наметке трагедии А. С. Грибоедова. Все остальное пусть с Вами работают другие!.. Если останусь жив, непременно сделаю эти три вещи.

Две дополн[ительные] картины «Минина» совсем сложились в голове. В первый же свободный день запишу и отдам переписать. Вот только никак не могу сломать Лобного места. Прямо беда!

Вставка о дележе Российского царства необходима. Почему бы в польский лагерь не мог попасть с какими-л[ибо] поручениями Федька Андронов? Что, если Хоткевич с ним выходит из шатра, на каком-то незавершенном разговоре, раздосадованный неуступками. Нет надобности, чтобы моск[овские] бояре, сигизмундовцы, были какими-то розничными торговцами клочками родины[438], но важно раскрыть колонизаторско-интервенционистский смысл смутной поры и противопоставить этому где-то — хотя бы через слова Минина — государственно-организационную политику городов Приволжья, — и из этих-то слов, что поляки-де тут не остановятся и мелочью не удовлетворятся, и должен вытечь тост Хоткевича! Или эта вставка может быть перед словами Хоткевича после тоста, перед его зовом в поход («близок рассвет»). Для музыки это удобнее. Словом, я лично понял, что вставка эта по своему смыслу для кого-то важна и нужна.

Итак, умоляю.

Привет В[ашей] супруге, Мелику. Музыку дополн[ительных] сцен скоро пришлю. Костромой я доволен. Мордовскую тему нашел.

В сущности, я не понимаю, почему нельзя разучивать «Минина». Семь картин?! Ведь «Целину» же готовили до ее окончания?! А моя фирма в техническом отношении прочнее.

Целую Вас.

Б. Асафьев

9. М. А. Булгаков — Б. В. Асафьеву. Телеграмма. 17 февраля 1937 г.

Начиная постановку Минина Заканчивайте музыку кратчайший срок Немедленно ознакомьте Дмитриева[439] оперой.

Булгаков.

10. Б. В. Асафьев — М. А. Булгакову. 27 февраля 1937 г.

Дорогой Михаил Афанасьевич! Новый вариант либретто получил. Все хорошо, особенно сцена в Костроме. Зарезана только моя муз[ыкальная] концепция Лобного места! Как тут выбраться, пока не знаю! Напишите или телеграфируйте, санкционировал ли Комитет В[аши] добавления. Если да, я готов быстро все досочинить, чтобы не было отговорок, что опера не готова. Хотя я и понимаю, что ее очередь после дождичка в четверг, но хочу, чтобы на меня вина не падала за столь длительную отсрочку. Кстати, Мелик-Пашаев не ответил мне на целых три письма. Он отступился от «Минина» или его отступили?! Привет В[ашей] супруге. Сердечно обнимаю Вас и умоляю не сдаваться.

Б. Асафьев

Да, здесь меня осаждают из Нижнего (Горький) просьбами разрешить им постановку «Минина». Сообщите В[ашу] точку зрения. Я их послал в Комитет.

11. Б. В. Асафьев — М. А. Булгакову. Телеграмма. 20 февраля 1937 г.

Кончил и сдал [в] переписку вторую картину первого акта пишу картину шестую.

Асафьев.

12. Б. В. Асафьев — М. А. Булгакову. Телеграмма. 23 февраля 1937 г.

Кончил костромскую картину сдал переписку шлю письмо приветы.

Асафьев.

13. М. А. Булгаков — Б. В. Асафьеву. Телеграмма. 5 марта 1937 г.

Ваши телеграммы получил. Радуюсь Жду нетерпением музыку Обнимаю

Булгаков

14. М. А. Булгаков — Б. В. Асафьеву. Телеграмма. 10 марта 1937 г.

Почему задерживается присылка музыки Телеграфируйте Приветы

Булгаков

15. Б. В. Асафьев — М. А. Булгакову. 12 марта 1937 г.

Дорогой Михаил Афанасьевич!

Простите, что молчал. Замучили репетиции «Партизан» и «Казначейши»[440]. Дни уходят на это. Ночами же работал над музыкой (инструментовка) для «Бориса» для МХАТа. А так как я очень изнурен, то времени для остальных дел нет. Итак, сперва отвечаю на телеграммы Вашу и Вл. Ив. Мутных. Не посылал двух дополнительных сцен потому, что у нас кризис с переписчиками. Все хорошие перегружены в данное время, а плохим — зря давать. Еле-еле мне удалось уговорить переписать эти две злополучные сцены к 13/14 марта. Завтра надеюсь уже их проверить и тогда пошлю, хотя еще не знаю с кем. Польскую сцену я пока не трогал. Лобное место не выходит с дополнениями. Либо надо его сохранить, либо писать заново, п[отому] что нельзя на данной музыке сломать ее эмоциональное развитие, не разрушив всего смысла композиции. Ужасная штука в опере — резонерство! В сцене у