Она продолжила, после того как он обратил на нее взгляд:

– Ты сделал то, что должен был сделать.

– Я не дал Дженни убить Марка, а он тут же пошел и повесился, – сказал Джеффри. – Он до сих пор не пришел в сознание. Возможно, так и не придет.

– И ты винишь за это себя? Я и не знала, что ты такой всемогущий, Джеффри. – Сара принялась перечислять: – Ты заставил Дженни Уивер наставить пистолет на Марка, ты заставил Марка повеситься. Может, ты и Дотти сюда привез? Может, это ты заставил ее похитить Лэйси? Благодаря тебе Дотти стала работать в одной больнице с Грейс Паттерсон? Ты принудил ее делать все эти вещи с детьми?

– Я этого не говорю.

– Нет, говоришь, – сказала Сара. – Если так хочется кого-то обвинить, вини меня.

Он покачал головой:

– Нет.

– Я всех их видела, – сказала Сара. – Марка и Лэйси я знаю практически с их рождения. Дженни была моей пациенткой. Значит, я виновата?

– Конечно, нет.

– Так в чем же тогда твоя вина?

Джеффри прикрыл лицо рукой: он не хотел, чтобы Сара видела, как он расстроен.

– Ты не спустила крючок, – сказал он. – Ты ее не убила.

Сара встала с кресла и опустилась перед ним на колени. Взяла его руки в свои ладони и сказала:

– Помнишь, я говорила, что беспокоюсь о тебе, когда не знаю, где ты, а ты не звонишь?

Он кивнул.

– Я беспокоюсь, потому что знаю тебя, – она крепче стиснула его руки. – Я знаю, какой ты полицейский и какой человек.

– И какой я человек? – спросил Джеффри.

– Человек, который не замедлит прежде Лены ворваться в незнакомую дверь. Человек, который каждый день рискует своей жизнью ради безопасности других людей. Мне это в тебе очень нравится, – сказала она, в ее голосе слышна была нежность. – Мне нравится сила твоего духа и то, что ты прежде думаешь, а не просто реагируешь.

Сара притронулась к его щеке.

– Мне нравится твоя нежность и то, что ты беспокоишься из-за Лены, то, что чувствуешь себя ответственным за все, что происходит в городе.

Он хотел возразить, но она прижала палец к его губам, чтобы он ее не прерывал.

– Я люблю тебя, потому что ты знаешь, как меня успокоить и как вывести меня из себя, знаешь, как разозлить папу так, чтобы ему захотелось тебя исколошматить.

Она заговорила тише:

– Мне нравятся твои прикосновения, с тобой я чувствую себя в безопасности.

Она поцеловала его руки.

– Ты хороший человек, Джеффри, – сказала она. – Прислушайся к Полу Дженнингсу. Послушай меня. Ты поступил правильно.

Она поднесла его руки к губам и поцеловала его пальцы.

– Хорошо, что ты задаешь себе эти вопросы, Джеффри. Ты сделал это, а теперь иди вперед и не оглядывайся.

Он смотрел на торчавшие из озера камни и думал, что не будет в его жизни ни одного дня, когда бы он не вспомнил о Дженни Уивер и о том, что она погибла от его руки.

– Ты – хороший человек, Джеффри, – повторила Сара.

Он ей не поверил. Может, если бы не боль в колене, ушибленном при разговоре с Дейвом Файном, он почувствовал бы себя легче. И если бы до сих пор не видел испуганные глаза мальчика, спрятавшегося в шкафу в Мейконе.

– Джеффри, – в третий раз сказала Сара, – ты – хороший человек.

– Знаю, – солгал он.

– Знай это здесь, – она прижала пальцы к его груди.

Джеффри провел рукой по волосам Сары, и на ум ему пришла единственная фраза:

– Ты такая красивая.

Сара закатила глаза.

– Это и все, что ты мне хочешь сказать?

– Почему бы нам не пойти в дом? Тогда я скажу все в подробностях.

Сара откинулась назад, опершись на руки, и на ее губах заиграла улыбка.

– А зачем нам, собственно, идти в дом?

Лена бежала, сжав зубы. Позади себя она слышала тяжелые шаги Хэнка. По земле дробно, словно по барабану, стучали его дешевые кроссовки из «Уол-марта».

– Что, выдохлась? – спросил он, забежав вперед.

Она некоторое время позволяла ему быть впереди. Смотрела на него сзади. С солнцем он был не в ладах: кожа, вместо того чтобы покрыться загаром, приобрела красный оттенок. На руках выступали вены, шея под затылком побагровела.

У дяди изо рта со свистом вырывалось дыхание, но он старался не отставать, когда Лена его нагнала и побежала рядом. Желтовато-седые волосы прилипли к голове Хэнка, на шее болтался медальон с изображением индейки. Все же Лена не могла не признать, что для старого человека он находился в неплохой форме.

– Сюда, – сказал он.

Лена последовала за ним, когда он резко свернул с дороги и потрусил по дорожке через лес. Мягкая земля под ногами принесла облегчение ноющим коленям, и ее мышцы, казалось, больше не собирались загореться от дикой жары. К Лене пришло второе дыхание. Она преодолела сильную боль, усилие воли вернуло ей нормальное физическое состояние. Тело налилось силой, ей казалось, что она может сделать все, что захочет. Казалось, что она стала прежней Леной.

По правде говоря, она догадывалась, куда он направляется, но тем не менее удивилась, когда они прибежали к кладбищу. Глядя прямо перед собой, не останавливаясь, пробежали по аллеям с могильными камнями, пока не остановились возле памятника Сибил.

Лена оперлась рукой о верхушку памятника, встала ровно, выпрямила ноги. Черный мраморный камень был прохладным на ощупь, и руке стало приятно. Касаясь его, она словно бы прикасалась к сестре.

Хэнк стоял возле нее. Он задрал подол футболки и утер с глаз пот.

– Господи, Хэнк, – сказала Лена и заслонила глаза рукой при виде его белого живота.

– Очень жарко, – сказал Хэнк. – Впрочем, думаю, скоро жара пройдет. А ты как считаешь?

Лена не сразу сообразила, что он обращается к ней, а не к Сибил.

– Да, – пробормотала она.

Хэнк еще целую минуту говорил о погоде, а Лена стояла рядом, стараясь не показывать, что ей неловко.

Она смотрела на могилу Сибил. Хэнк позаботился об ее украшении и слова придумал, что высекли на камне. Над датами жизни было выведено: СИБИЛ, МАРИЯ АДАМС. ПЛЕМЯННИЦА, СЕСТРА, ПОДРУГА. Лена удивлялась, что он ради Нэн не приписал слово «любовница». С него бы сталось.

– Посмотри на это, – пробормотал Хэнк, присев перед камнем.

Кто-то поставил перед ним маленькую вазу с единственной белой розой. Она только-только начала вянуть на утренней жаре.

– Разве не красиво?