же помочь мне не могло;

151 Так, в робких мыслях, шел я вдоль утеса.

ПЕСНЬ ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

1 Терзаемый огнем природной жажды,

Который утоляет лишь вода,

Самаритянке данная однажды,[957]

4 Я, следуя вождю, не без труда

Загроможденным кругом торопился,

Скорбя при виде правого суда.

7 И вдруг, как, по словам Луки, явился

Христос в дороге двум ученикам,

Когда его могильный склеп раскрылся, —

10 Так здесь явился дух,[958] вдогонку нам,

Шагавшим над простертыми толпами;

Его мы не заметили; он сам

13 Воззвал к нам: «Братья, мир господень с вами!»

Мы тотчас обернулись, и поэт

Ему ответил знаком и словами:

16 «Да примет с миром в праведный совет

Тебя неложный суд, от горней сени

Меня отторгший до скончанья лет!»

19 «Как! Если вы не призванные тени, —

Сказал он, с нами торопясь вперед, —

Кто вас возвел на божии ступени?»

22 И мой наставник: «Кто, как этот вот,

Отмечен ангелом, несущим стражу,

Тот воцаренья с праведными ждет.

25 Но так как та, что вечно тянет пряжу,[959]

Его кудель ссучила не вполне,

Рукой Клото́ намотанную клажу,

28 Его душа, сестра тебе и мне,

Не обладая нашей мощью взгляда,

Идти одна не может к вышине.

31 И вот я призван был из бездны Ада

Его вести, и буду близ него,

Пока могу руководить, как надо.

34 Но, может быть, ты знаешь: отчего

Встряслась гора и возглас ликованья

Объял весь склон до влажных стоп его?»

37 Спросив, он мне попал в ушко желанья

Так метко, что и жажда смягчена

Была одной отрадой ожиданья.

40 Тот начал так: «Гора отрешена

Ото всего, в чем нарушенье чина

И в чем бы оказалась новизна.

43 Здесь перемен нет даже и помина:

Небесного в небесное возврат

И только — их возможная причина.

46 Ни дождь, ни иней, ни роса, ни град,

Ни снег не выпадают выше грани

Трех ступеней у загражденных врат.[960]

49 Нет туч, густых иль редких, нет блистаний,

И дочь Фавманта в небе не пестра,

Та, что внизу живет среди скитаний.[961]

52 Сухих паров[962] не ведает гора

Над сказанными мною ступенями,

Подножием наместника Петра.

55 Внизу трясет, быть может, временами,

Но здесь ни разу эта вышина

Не сотряслась подземными ветрами.[963]

58 Дрожит она, когда из душ одна

Себя познает чистой, так что встанет

Иль вверх пойдет; тогда и песнь слышна.

61 Знак очищенья — если воля взманит

Переменить обитель,[964] и счастлив,

Кто, этой волей схваченный, воспрянет.

64 Душа и раньше хочет; но строптив

Внушенный божьей правдой, против воли,

Позыв страдать, как был грешить позыв.

67 И я, простертый в этой скорбной боли

Пятьсот и больше лет, изведал вдруг

Свободное желанье лучшей доли.

70 Вот отчего все дрогнуло вокруг,

И духи песнью славили гремящей

Того, кто да избавит их от мук».

73 Так он сказал; и так как пить тем слаще,

Чем жгучей жажду нам пришлось терпеть,

Скажу ль, как мне был в помощь говорящий?

76 И мудрый вождь: «Теперь я вижу сеть,

Вас взявшую, и как разъять тенета,

Что зыблет гору и велит вам петь.

79 Но кем ты был — узнать моя забота,

И почему века, за годом год,

Ты здесь лежал — не дашь ли мне отчета?»

82 «В те дни, когда всесильный царь высот

Помог, чтоб добрый Тит отмстил за раны,

Кровь из которых продал Искарьот,[965] —

85 Ответил дух, — я оглашал те страны

Прочнейшим и славнейшим из имен,[966]

К спасению тогда еще не званный.

88 Моих дыханий был так сладок звон,

Что мною, толосатом[967], Рим пленился,

И в Риме я был миртом осенен.

91 В земных народах Стаций не забылся.

Воспеты мной и Фивы и Ахилл,

Но под второю ношей я свалился.[968]

94 В меня, как семя, искру заронил

Божественный огонь, меня жививший,

Который тысячи воспламенил;

97 Я говорю об Энеиде, бывшей

И матерью, и мамкою моей,

И все, что труд мой весит, мне внушившей.

100 За то, чтоб жить, когда среди людей

Был жив Вергилий, я бы рад в изгнанье[969]

Провесть хоть солнце[970] свыше должных дней».

103 Вергилий на меня взглянул в молчанье,

И вид его сказал: «Будь молчалив!»

Но ведь не все возможно при желанье.

106 Улыбку и слезу родит порыв

Душевной страсти, трудно одолимый

Усильем воли, если кто правдив.

109 Я не сдержал улыбки еле зримой;

Дух замолчал, чтоб мне в глаза взглянуть,

Где ярче виден помысел таимый.

112 «Да завершишь добром свой тяжкий путь! —

Сказал он мне. — Но что в себе хоронит

Твой смех, успевший только что мелькнуть?»

115 И вот меня две силы розно клонят:

Здесь я к молчанью,