Тимоти вздохнул.

– Как же красиво вас научили говорить! Вы умеете делать паузы в нужных местах, чтобы вдохнуть и только потом продолжить фразу.

– Вы наглый молодой человек, и вашу наглость в большинстве случаев сдерживает только хорошее воспитание, которое тоже стоило приличных денег. Что же касается полученных вами знаний, то благодаря моим усилиям вы овладели греческим языком и латынью, а материальное благополучие семьи Элиотов, открывшее для вас Европу, позволило усвоить на хорошем уровне французский, немецкий и итальянский. Если говорить о возможной работе, то любое туристическое агентство примет вас на должность переводчика при крупном лондонском железнодорожном вокзале.

Тимми прикоснулся к шляпе и подкрутил воображаемые усы.

– Неплохая идея! Должен признаться, что строю планы примерно в указанном вами направлении. Возможно, стану дипломатом. Хьюго тоже стремится к этому.

И Тимми расплылся в улыбке. Он был постоянно в кого-то платонически влюблен. В данный момент, насколько было известно Уинтеру, предметом увлечения служил молодой человек из Нового колледжа, придерживавшийся безнадежно ортодоксальных взглядов.

– Вы о Хьюго Топлэди? Но, как я полагаю, он учился в Итоне, верно? Вам не кажется, что лучше было исполнить желание отца и тоже получить аттестат зрелости там, если вас манит к себе дипломатическое поприще?

– В наши дни стали допускать много отклонений от прежде общепринятых правил. И, как я подчеркнул, это только план, одна из возможностей. Но я в любом случае не хотел бы связывать себя занятиями наукой. Вот папу она увлекает в редкие часы, когда он свободен от Паука. И Белинду тоже.

– Белинду?

– Да, мою старшую сестру. Отец поглощен творчеством Поупа. И даже назвал дочь именем девушки, которую изнасиловали в одной из его поэм[56].

Уинтер в ответ издал невнятный звук, напомнив самому себе Маммери.

– Расскажите об этом на собеседовании в Министерстве иностранных дел, – сказал он. – Совету из седовласых отставных послов такой подход едва ли придется по душе. Но мы, по крайней мере, сдвинулись с мертвой точки. Итак, у вас есть сестра по имени Белинда. Продолжайте же знакомить меня с остальными членами семьи Элиотов. – Он сделал паузу. – Хотя при условии, что вам это нужно. Поскольку, как я начинаю подозревать, вы вовлекли меня в эту увеселительную прогулку только потому, что рассчитывали с моей помощью получить разрешение на отлучку из колледжа.

Тимми совершенно детским жестом показал, что готов перерезать ладонью собственное горло.

– Клянусь, это не так. Но, между прочим, вам было трудно добыть его?

– Чрезвычайно. В полночь я вынужден был беседовать на эту тему в спальне Бентона, и это после напряженного обсуждения ее в гостиной. Пришлось пустить в ход лесть, а потом и подкуп. Я посвятил его в одну лингвистическую проблему, которой прежде хотел заниматься единолично.

– Бедный мистер Бентон. Я, увы, не стал одним из его любимчиков. Кстати, об упомянутом вами оксфордском нервном тоне. Бентон, вероятно, типичный его носитель?

Уинтер задумчиво посмотрел на своего воспитанника.

– Нет, Бентон для нас скорее предмет импорта. Но нервишки у него шалят как положено. Почему вас это заинтересовало?

Тимми лишь неопределенно пожал плечами.

– Именно потому, что он меня не любит, а это показатель духовного смятения. Спасибо, что пожертвовали ради меня волнующей вас научной задачей. Спешу заверить, что искренне заинтересован в вашей помощи. – На мгновение в глазах Тимми действительно застыло выражение обманчивой искренности, но он тут же добавил: – Впрочем, мы так или иначе отлично проведем время. Хьюго ведь тоже приедет.

– Вы меня дурачите! Он не сможет.

– Смог запросто. Скажу больше, он едет с нами одним поездом. Но, разумеется, у него место в мягком вагоне.

– Ну, конечно!

Тимми потянулся, удобнее устроился в кресле и придал лицу нарочито дурашливое выражение.

– Чудно, не правда ли, что у нас в компании будет столь славный малый?

Уинтер оглядел купе с таким видом, словно ему в нем чего-то не хватало.

– Скажите, Тимми, в вашей школе для мальчиков и девочек было принято пороть нерадивых учеников?

– Боже упаси! В этом смысле моя задница девственна. Она не ведает, что такое розга.

– В таком случае мне кажется, что никогда не поздно познакомиться.

– Но давайте все-таки вернемся к Пауку, – поспешно сказал Тимми.

Паук – оживший и внушавший страх – сначала дал о себе знать по телефону. И, переключившись на разговор о нем, Тимми вполне связно и детально поведал о том инциденте. Однажды вечером они с отцом играли в пикет[57], когда зазвонил телефон. Мистер Элиот снял трубку, поскольку аппарат находился возле него, и собирался что-то сказать, но резко осекся и несколько секунд слушал со все возраставшим негодованием. Он уже собрался было повесить трубку, но передумал, послушал еще недолго, после чего дал отбой с раздраженным восклицанием. Затем повернулся к Тимми, небрежно заметил, как ему жаль, что секретарям тоже приходится предоставлять отпуск, словно они – нормальные человеческие существа, и продолжил игру.

Обычно на все звонки отвечал секретарь мистера Элиота, но поскольку он уехал отдыхать, телефонный аппарат в библиотеке напрямую подключили к городской линии. По ядовитой шутке отца Тимми заключил, что звонок был из серии глупых выходок читателей, с которыми знаменитым авторам приходится мириться, и потому не стал вдаваться в подробности. И его сдержанность получила достойную оценку, ибо тем же вечером мистер Элиот сам рассказал о случившемся. Стоило ему лишь снять трубку, как кто-то произнес: «Я – Паук. Мне известно все». Именно в этот момент мистер Элиот ощутил порыв прервать беседу, но воздержался. И незнакомец продолжил: «Я звоню, чтобы предостеречь вашу возлюбленную миссис Бердвайр». После чего мистер Элиот в гневе повесил трубку. На третью ночь после этого происшествия дом миссис Бердвайр подвергся ограблению.

После чего Паук вошел во вкус. В один прекрасный день к ним зашел викарий местной церкви, с трудом скрывавший охвативший его ужас. По всей видимости, ему тоже позвонил Паук и пригрозил, что ему все известно. Перед мистером Элиотом встала весьма затруднительная задача успокоить своего посетителя, не вызвав его на излишнюю откровенность. Как он объяснил Тимми, несложно было понять, что на совести викария тяжким грузом лежит грех сомнения. Затем наступил черед женщины – директора школы в их городке. Паук (очевидно на этот раз выступая в роли Паука-сыщика) сообщил ей, что мистер Элиот, и только мистер Элиот, может раскрыть ей страшную тайну о том, кто ее настоящий отец. У самой начальницы школы на этот счет никогда не возникало ни малейших сомнений, но Паук выбрал жертву, продемонстрировав отменное знание человеческой психологии, и мистеру Элиоту пришлось пройти через целый ряд пренеприятных объяснений, прежде чем недоразумение было улажено. Потом Паук с видимым наслаждением пускался в еще несколько столь же абсурдных авантюр. Такой характер носила первая фаза его деятельности.