Его размышления прервала доктор Вертхеймер.

— Материалы для вас сейчас печатаются, — сказала она. — Это списки с именами и адресами, а во многих случаях есть и короткое описание так называемого лечения, которому подвергались дети.

— Поразительно, что они сохранились.

Она пожала плечами:

— Да нет. Им в голову не приходило, что настанет время, когда их призовут к ответу. Идея падения Третьего рейха казалась абсолютно нереальной тем, кто был частью системы. Когда же они осознали, что пришел конец, то им некогда было думать о чем-то, кроме собственного выживания. А вскоре стало ясно, что виноватых слишком много, так что наказание понесла лишь самая верхушка. Мы начали создавать архив в первой половине восьмидесятых годов, а после объединения Германии смогли проследить судьбы многих стариков и на Востоке. Я рада, что так получилось. Мы не должны забывать, что творилось когда-то.

— А что сталось с этими детьми? — спросил Тони.

У доктора Вертхеймер сразу потускнели глаза.

— С теми, кто выжил?.. Они были вроде лабораторных крыс. Многих держали тут, в так называемых спальнях. Служащие называли этот подвал подводной лодкой. Нет естественного света, нет дня и ночи. Они экспериментировали, отказывая детям в сне, меняя продолжительность сна и бодрствования. Давали детям поспать три часа, а потом будили их и говорили: «Уже утро. Пора завтракать». Через два часа устраивали обед, еще через два часа — ужин. Потом объявляли, что наступила ночь и пора выключать свет. Или, наоборот, растягивали дневную часть суток.

— И это называлось научными исследованиями? — спросил Тони, не в силах сдержать отвращение. Его всегда мучил вопрос, как люди его профессии могли нарушить данную ими клятву всегда оказывать помощь тем, кто им доверился. В этом деле серийного убийцы было что-то глубоко личное, словно восставали из прошлого кошмары, творцами которых были мужчины и женщины, в какой-то момент поверившие в терапевтический эффект своей работы. То, что они с такой легкостью предали идеал, вызывало ужас, потому что свидетельствовало об эфемерности цивилизационных ценностей.

— Да, называлось исследованиями, — печально подтвердила доктор Вертхеймер. — Считалось, что это снабдит генералов знаниями о пределах возможностей их солдат. Конечно же, практических результатов все это не дало. Было просто издевательство над слабыми. Врачи потакали собственным причудам, проверяли собственные представления о разрушении личности. У нас тут была водяная пыточная камера, где проводились невыразимо жестокие эксперименты как над плотью, так и над душой.

— Пытки водой? — заинтересовался Тони.

— Не только у нас такое было. В тюрьме Хоэншёнхаузен тоже пытали водой, но взрослых людей. Здесь же опыты ставились на детях, именно опыты, потому что не было речи о наказании или допросе.

— Они насильно вливали воду в горло? — спросил Тони.

Доктор Вертхеймер хмуро смотрела в пол:

— Да. Проводили несколько серий экспериментов, чтобы проверить физическую сопротивляемость. Конечно, многие дети не выдерживали и умирали. Надо ведь совсем немного воды, чтобы умертвить ребенка, если лить воду в дыхательное горло. — Она покачала головой, словно отгоняя страшные видения. — Проводились тут и психологические эксперименты с водой. Я не знаю подробностей, но они есть в документах.

— Вы можете их найти для меня?

— Боюсь, что не сегодня, но я попрошу кого-нибудь из сотрудников. — Прежде чем Тони успел ответить, пришел факс. Доктор Вертхеймер пересекла комнату и прочитала его. — Похоже, ваша коллега добилась своего, — сказала она. — Чтобы распечатать все, потребуется время. Не хотите пока осмотреть замок?

Тони отрицательно покачал головой:

— Сейчас мне не до туристских впечатлений.

Доктор Вертхеймер кивнула:

— Я понимаю. В главном дворе у нас кафетерий. Может быть, подождете там, пока все сделают?

Спустя три часа Тони ехал обратно, и рядом на сиденье лежал пухлый конверт, в котором были копии документов. Ему не очень хотелось читать их. Однако, если немного повезет, они могли чуть-чуть приблизить его к убийце.

* * *

Ветер трепал волосы Кэрол и очищал ее легкие от затхлого городского воздуха. Ей было легко представить, с какой готовностью Кэролин Джексон отдалась бы весенним солнечным днем удовольствию быстрой езды на БМВ с открытым верхом. А какой женщине это не понравится? Кэрол наслаждалась быстрой ездой по автобану, какой не могла бы позволить себе в Британии, однако в ее наслаждении не было полной искренности. Кэрол перевоплотилась в Кэролин, однако ей было известно, кто кого контролирует.

Тадеуш позвонил ей в половине одиннадцатого и дал немногословное указание одеться тепло, но не броско, таинственно отказавшись назвать причины этого. Когда же она вышла и увидела его за рулем черного автомобиля с открытым верхом, то заметила, каким взглядом он окинул ее тонкий пиджак поверх свитера и как поджал губы.

— Этого я и боялся, — сказал он, выйдя из автомобиля и открывая багажник, чтобы вынуть оттуда тяжелую летную куртку на овчине. — Думаю, подойдет.

Кэрол весело подхватила ее. Куртка была не новая. Об этом говорили сгибы на локтях. Сняв пиджак, она сунула руки в рукава. Тадеуш оказался прав. Она пришлась ей впору, словно была из ее собственного гардероба. Кэрол учуяла еще не выветрившийся запах крепких духов, какими она никогда не пользовалась, и поглядела на Тадеуша с кривой усмешкой.

— Это Катерины? — спросила она.

— Ты не возражаешь? — с тревогой отозвался он.

— Если ты не возражаешь.

Кэрол скрыла замешательство под улыбкой. Было что-то неприятное, лишающее сил в необходимости носить вещи Катерины. Кэрол показалось, что где-то в глубине души Радецкого стали размываться границы в восприятии двух женщин. А это было знаком реальной опасности.

Тадеуш отрицательно покачал головой и открыл дверцу со стороны пассажирского кресла.

— Я избавился от большей части ее вещей, но пару, в которых любил ее видеть, сохранил. Мне не хотелось, чтобы ты замерзла, и показалось менее бесцеремонным предложить тебе эту куртку, чем идти и покупать тебе что-то.

Кэрол поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку:

— Спасибо за заботу. Но, Тадзио, ты не должен брать на себя ответственность за меня. Я уже давно взрослая, и у меня есть платиновая карточка. Не надо предвосхищать мои потребности. Я привыкла сама с ними справляться.

Нежную отповедь Тадеуш воспринял с пониманием.

— Не сомневаюсь, — сказал он, усаживая Кэрол в автомобиль. — Но иногда, Кэролин, надо позволять себе маленькие слабости.

Он подмигнул ей и отправился на свое место.

— Ну и куда же мы едем? — спросила Кэрол, когда они свернули налево и направились к кольцевой дороге.

— Ты сказала, что хочешь посмотреть, как работает мой бизнес, — напомнил ей Тадеуш. — Вчера ты видела его законную часть. Сегодня я собираюсь показать основной номер. Мы едем в Магдебург.