Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Если российские розенкрейцеры искали какую-то английскую или шотландскую тайну, – задумчиво сказал Салтаханов, – через льва с единорогом интересный мостик получается до Иерусалима. То есть до Ковчега Завета.
– Само собой, – согласился профессор. – Мы говорим «Иерусалим» – подразумеваем «Ковчег», и наоборот. Коллега Мунин не даст соврать, царь Давид строил Иерусалим именно для того, чтобы разместить в нём Храм, а в Храме поставить Ковчег. Так что всё сходится.
– Лев и единорог, – под нос бурчала Ева, составляя два столбика в блокноте. – Юг и Север. Хаос и Абсолют.
– Ковчег и Храм, – подсказал ей Арцишев. – Но с Россией связь очень слабенькая.
– Ничего не слабенькая, – Мунин снова стал перелистывать папку в поисках нужных картинок. – Серебряными единорогами было расшито парадное седло Ивана Грозного. Его костяной трон весь покрыт уникальной резьбой, и там кругом единороги со львами. Трон можно в Москве посмотреть, в музее… Самый первый Покровский храм на Руси тоже в барельефах. Церковь Покрова на Нерли – знаете? Вот она… Здесь и лев с единорогом высечены, и царь Давид… Иван Грозный вообще себя чуть ли не открытым текстом сравнивал с Давидом. А ещё был у него самый близкий сподвижник, Андрей Курбский. Единственный, кто во всём поддерживал Ивана, но потом предал и сбежал к врагам. После этого у них завязалась переписка очень любопытная. И там Курбский называет Россию – Израилем…
Костяной царский трон Ивана Четвёртого Грозного (Москва).
– Ну это уже слишком! – возмутился Одинцов. – Почему евреи всегда на себя одеяло тянут?
– Евреи здесь вообще ни при чём, – в голосе Мунина опять зазвучала обида. – Курбский писал Ивану Грозному, намекая на то, что он знает какую-то тайну, а тайна как-то связана с Ближним Востоком. Курбский, кстати, тоже Рюрикович, как Иван. При чём тут евреи? Был бы текст под рукой, я бы вам дословно зачитал. А сейчас просто вспоминаю то, что может пригодиться. Мы вот о розенкрейцерах постоянно говорим, но они в России ничего толком сделать не успели. Зато мальтийские рыцари – очень даже.
– Вы Павла имеете в виду? – спросил Салтаханов. – То, что он был Великим магистром ордена?
– Не только, – Мунин захлопнул папку. – Отношения с Мальтийским орденом наладил ещё Пётр Первый. Боярина Шереметева специально на Мальту отправил для посвящения в рыцари. А Павел уже унаследовал интерес к мальтийцам благодаря Елизавете, которая была дочерью Петра и его бабушкой.
– Мальтийцы тоже какую-то тайну знали, которая от тамплиеров досталась, – встрял Одинцов. – Ты мне рассказывал, что этот, как его… чёрт, имени не помню… он ещё из подвала в Париже вместо золота сундук увёз.
– Граф Гишар де Божё, – снисходительно подсказал Мунин. – Да, последний Великий магистр тамплиеров сообщил ему какую-то тайну… И знаете что? Хоть вам и не нравятся евреи, я ещё одну историю расскажу. Во время царствования Павла в тюрьме Петропавловской крепости сидел главный раввин хасидов. Хасиды – это такое еврейское религиозное течение, оно тогда только зарождалось… Раввина оклеветали и должны были казнить. Но Павел почему-то пожелал с ним встретиться. Приехал в крепость, и они долго разговаривали с глазу на глаз, без свидетелей. Такого вообще не бывало никогда, чтобы православный император на равных общался с каким-то евреем из далёкого местечка…
– На иврите говорили? – язвительно поинтересовался Одинцов.
Мунин сморщил нос, и его очки забавно подскочили.
– На немецком. Кстати, он очень похож на идиш. А дальше случилось настоящее чудо. Павел отменил смертный приговор и велел освободить раввина. Хасиды получили возможность развиваться и создали самую мощную еврейскую общину в мире. Слыхали, наверное? А император после этого разговора, по свидетельству современников, стал другим человеком… Ладно, это долго рассказывать.
Одинцов хотел было ещё пошутить насчёт обрезания, но передумал. Ева успевала крутить головой, вслушиваясь в русскую речь, и делать заметки в блокноте.
Профессор прокашлялся и резюмировал:
– Что ж, получается, у России всё-таки есть кое-какие связи с Израилем и рыцарями, которые искали Ковчег Завета. Если Ковчег попал сюда, значит, уже не на ровное место. Это хорошо. Это интересно. Ева говорит, что действия трёх царей были целенаправленными. Вы, молодой человек, – он кивнул Мунину, – считаете, что они выполняли какую-то инструкцию и работали по единой программе. Тогда нам надо попытаться объединить связи, которые сейчас обнаруживаются, и поискать саму инструкцию. Восстановить программу – конечно, если она была.
– Наверное, это уже завтра, – сказал Салтаханов, глянув на часы. – Предлагаю на сегодня обсуждение закончить. Мы сделали копии папки «Урби эт орби» для каждого из вас. Можете почитать на сон грядущий.
…и вот с утра, когда Мунин собирался закрепить свой успех и вдогонку вчерашней лавине информации обрушить на коллег следующую – инициативу перехватил Арцишев.
– За ночь я хорошенько обдумал всё, что здесь было сказано, – начал он, как только участники группы расселись по привычным местам. – По-моему, мы движемся в правильном направлении. Однако пока что наши области знания существуют сами по себе. Отдельно моя, отдельно ваша, – он кивнул нахохлившемуся Мунину, – и так далее. А надо, чтобы они как можно чаще пересекались и как можно теснее переплетались. Вы ведь знаете, что такое серендипность?
– Serendipity? – уточнила Ева.
Одинцов хохотнул:
– Ещё бы не знать! Серендипность у нас буквально с молоком матери…
– Это хорошо, – не смущаясь, продолжал профессор. – Мне нравится ваше бодрое настроение. Пожалуй, я недостаточно корректно выразился. Термин как раз довольно редкий, но явление серендипности хорошо известно каждому. Вот смотрите-ка. Однажды инженер Спенсер работал с военным излучателем и заметил, что лежащая рядом шоколадка расплавилась. Он сопоставил одно с другим – и создал микроволновую печь. Или совсем школьный пример: физик Рентген проводил опыты с флуоресценцией, а открыл икс-лучи, которые назвали его именем. Причём эти же лучи намного раньше обнаружил великий Тесла, только не придал им значения.
– Серендипность – это интуитивная прозорливость, – говорил Арцишев. – Умение использовать случайные наблюдения для неожиданных выводов и благодаря этому совершать открытия. Тот же Тесла, сосредоточенный на своей задаче, не обратил внимания на рентгеновские лучи. А Рентген решил копнуть – и получил первую в истории Нобелевскую премию. То есть некоторые побочные эффекты могут оказаться важнее того, чем ты был занят, когда на них натолкнулся. И тут важно ничего не проморгать.