Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Дегенеративное искусство, – медленно, по слогам, проговорила Мод. – Но… Те, которые в Германии – совершенно нормальные люди!
Красавчик Кампо согласно кивнул:
– В Германии.
4
На этот раз не бежали – шли, делая короткие, на несколько минут привалы. Четверых раненых вели под руки, прибавилось и груза, ящики и мешки распределили между уцелевшими. Лонжу вначале удивил странный гуманизм герра гауптмана. До этой ночи раненые, тем более не способные ходить, в роте не задерживались, исчезая без следа. Но, подумав, догадался о причине. Впереди – последний рывок, последний бой, и командир хочет быть уверенным в каждом из бойцов. Пусть видят, что своих не бросают.
Близкая лесная чаща дышала сырым холодом, даже накинутая шинель не грела. Зато оказалась полезна иным, скрывая пристегнутую к ремню кобуру. Нож пришлось повесить рядом за неимением голенища. Пока сходило с рук, выручили темнота и спешка. Но рассвет не так далек.
Никакого конкретного «плана», помянутого дезертиром Митте, у Лонжи не имелось. Вот он план, по обе стороны от узкой лесной тропы! Зато появилась надежда. «Буду рядом, поглядывай по сторонам». Если гефрайтер Евангелина успеет до того, как взойдет солнце…
– Р-рота, стой! Привал пять минут. Командирам взводов выставить охранение…
Трава была мокрой, и лечь он не рискнул. Сел, подперев спину ранцем. Пять минут отдыха – и пять минут смертельного риска. В его взводе двое «дезертиров» отказались уходить. Значит, рассчитывают выжить. Если так, могут и доложить по команде, понадеявшись, что зачтется. В «кацете» держались, но здесь хуже, чем «кацет». Слишком близко Она, совсем рядом, в лицо дышит.
– Я здесь, мой Никодим! – шепнули за левым ухом. – Оркестр уже играет, нам будет светить луна…
Он сделал вид, будто не слышит. Если не повезет, увидит все сразу, и белые колонны, и черный мрак вместо свода.
– Лонжа!.. Рихтер, ты чего, заснул?
– Нет, – превозмогая ледяную оторопь, выговорил он. – Докладывай, дезертир Митте!
– Значит так… Во втором взводе согласны четверо – все, что остались. А в третьем плохо. Там почти все «черные», они говорят, что своих нельзя предавать. Не выдадут, но с нами не пойдут. В общем, из всех – двое.
Подсчитать оказалось просто. Десяток, неполное отделение. Нож, граната и один револьвер.
– Рота, подъем! Разобраться по взводам. Быстро, быстро!..
Быстро не выходило, больше половины так и не успели толком выспаться. Пока строились, пока поднимали на ноги раненых, Лонжа успел передать по цепочке свой первый и последний приказ:
«Пусть смотрят на меня!»
И сразу же стало легче, словно с плеч упала неподъемная тяжесть. Он улыбнулся, закинул за спину ранец, поправил кобуру под шинелью – и внезапно почувствовал легкий удар. Неведомо откуда прилетевший сучок скользнул по уху.
«Ты убит, солдатик».
Все еще не веря, оглянулся. Совсем рядом – два высоких старых дерева, сросшиеся словно буква «V». Надо сделать всего два шага. Один… Второй…
– Уходим, солдатик?
* * *
– …Хорошо, постараемся забрать всех. Вы начинайте, а мы прикроем. Какой будет сигнал?
– Смотри на меня, гефрайтер Евангелина Энглерт.
– Агнешка.
– Август…
* * *
Все просто и одновременно очень сложно. Ночь, бледный свет луны над темными кронами, тропа в пять шагов шириной, слева и справа сырая стена леса. Люди на тропе – растянулись на полсотни метров. Рота уже на ногах, герр гауптман впереди колонны, около него взводные – получают последние указания перед маршем. Все туда и смотрят, ожидая команды. Карабины за плечами, мыслями уже не здесь, а в пути…
Гефрайтер Евангелина… Агнешка слева. Значит, туда и уходить. Еще один шаг, может быть, самый трудный.
– Дезертир Митте! Наших из отделения – сюда.
Посылать гонцов некогда и опасно. Взводы уже построены, чужого, «дезертира», могут перехватить. Надежда лишь на то, что те, кому надо, увидят и услышат.
– Штимме, запал у гранаты на сколько секунд?
– Н-не помню. Секунды четыре.
Он еще раз все взвесил. Ничего толкового не придумать. Ночь, лес, узкая тропа. Смерть…
– Слушай внимательно. Правой рукой возьмись за рукоятку. Там есть кольцо, оно должно быть у тебя между средним и безымянным пальцами. Рычаг боевого взвода… Он внизу, на рукояти. Его – слегка утопить… Нажать… Потом большим пальцем сдвинуть предохранительную чеку – влево и до отказа. Бросишь туда, где гауптман, как только услышишь выстрел. Делай!
Свою цель он уже наметил – одного из небритых с пистолетом-пулеметом через плечо. Расстегнул кобуру и, уже не таясь, достал шведский «Наган». Вдохнул поглубже – и командирским, до рези в легких:
– Внимание, дезертиры! Кто хочет жить – правое плечо вперед. В лес!
Отдача ударила в плечо. Последний раз он стрелял в Испании, под Мадридом.
* * *
А потом все почему-то удвоилось. Взрыв ударил в уши, когда он уже был за деревьями, но не один, а два, с малым перерывом. Тугая волна толкнула в спину, Лонжа пригнулся, ставя затвор пистолета-пулемета на боевой взвод, присел и быстро развернулся в сторону тропы. Система оказалась знакомой – «Суоми» с дисковым магазином. Значит, сорок патронов, если все на месте.
Сорвал с плеча и бросил на старую прошлогоднюю листву бесполезный карабин и залег, вовремя вспомнив, что при стрельбе «Суоми» нельзя придерживать за магазин, дернул ствол навстречу первой же метнувшейся в его стороны тени.
– Тох!.. Тох!.. Тох!..
Если стрелять короткими, патронов хватит на две-три минуты. А это – почти вечность, пусть нестойкая и зыбкая. Могут обойти, могут бросить гранату.
– Тох!.. Тох!..
И тут же, нежданным эхом, откликнулся второй «Суоми», справа. Он даже не успел удивиться.
– Тох!.. Тох!.. Тох!.. Тох!..
И голосом, очень знакомым:
– Od ośmiu do dwunastu!
Понять не понял, догадался по смыслу. Его сектор обстрела – все, что по левую руку. Если считать нос за полдень, от восьми до двенадцати.
– Тох!.. Тох!.. Тох!..
Тени удваивались, расходились в разные стороны, потом в уши тугой пробкой ввинтился грохот еще одного взрыва, как раз на девять часов, на голову посыпалась мокрая земля.
– Тох!.. Тох!..
Одна из теней подобралась совсем близко, она оказалась хитрой и гибкой, никак не желая встречаться с пулей. Падала, ползла вперед, стреляла навстречу…
– Тох!.. Тох!.. Тох!.. Тох!.. Тох!..