поблизости деревом. А когда повозка остановилась, встретив препятствие, хладнокровно расстреляли всех, кто в ней находился…

— Простите, что перебил вас, — сказал Майский. — Вы так рассказываете, словно все сами видели.

— Видел, — подтвердил Смородинский, и его тонкие бледные губы чуть покривила улыбка. — Только позднее. Я был на месте преступления. Мы нашли там несколько гильз шестнадцатого калибра, пулю, расплющенную от попадания в камень. Остальное установила экспертиза. Преступников было двое. Потом… потом мы нашли и убитых. На той же повозке бандиты отвезли их в глухое место, завалили хворостом и подожгли. Вместе с повозкой. Разумеется, сгорело не все. Вот, посмотрите.

Смородинский наконец открыл пакет и вытащил из него несколько фотографий, веером разложив их на столе. Майский подошел к Слепову и содрогнулся, увидев снимки.

— Кто, кто это сделал? — глухо спросил он, чувствуя, как к горлу подступает колючий комок.

— Не грабители, — ответил следователь. — Вещи целы, вернее, были целы и, насколько удалось установить, почти все, что вез Тарасенко.

— А лошади? Куда они их дели?

— Лошадей угнали. Мотивы преступления следует искать не в целях грабежа. Они иные. И вот я приехал к вам за помощью. Надо установить истинную причину убийства. А тогда легче будет найти бандитов.

— Мы обязаны и готовы помочь вам, чем сможем. Наша заинтересованность в этом понятна, — сказал Александр Васильевич. — Но позвольте два вопроса. Почему вы решили искать ответ в Зареченске? Вернее, искать здесь бандитов? И второй вопрос: что надо сделать, чтобы помочь вам? Мы в таких делах неопытные, научите.

Смородинский закинул ногу на ногу, покачивая до зеркального блеска начищенным сапогом. Достал папиросы.

— Курить можно?

— Курите, — отозвался Иван Иванович каким-то чужим голосом. — И ты дыми, Александр Васильич, только открой форточку.

Следователь выпустил тонкую струйку дыма к потолку и повернулся к директору.

— Драгера Тарасенко убили люди, живущие в Зареченске или поблизости. Только здесь знали, когда он должен приехать. Скажу больше, хотя и не хотел делать этого сейчас. Один из бандитов тот же, кто несколько лет назад убил секретаря комсомольской ячейки Каргаполова. Как это установлено — рассказывать долго. Но вот один факт. Криминалисты установили: ружейная гильза, подобранная товарищем Куликовым на месте убийства комсомольца, и гильзы, найденные около дороги, побывали в стволах одного ружья. Они из одной партии, — Смородинский замолчал, словно любуясь произведенным на слушателей эффектом. — На второй вопрос отвечу так. Прошу оказывать содействие товарищу Куликову. Он проинструктирован и знает, что делать.

Куликов закивал, подтверждая, что знает.

— Мне завтра необходимо побывать на драге. Я надену штатский костюм, у меня он есть, а вы представите меня рабочим как какого-нибудь инспектора, финансового, что ли. Загляну я и на конный двор, и в контору, и еще кое-куда. О точной дате приезда драгера знали не так-то много людей. Вот всех их я и хочу осторожно, незаметно проверить. Ну, а мотивы преступления…

— Мотивы мы постараемся установить сами, — сказал Слепов. Он слушал следователя, перебирая на столе фотографии, и руки у него слегка дрожали, а в углах рта появились жесткие складки. Он поднял бледное лицо, на нем сухо блестели глаза. — Хотя мне эти мотивы ясны и сейчас. Вряд ли я ошибаюсь.

— Любопытно послушать, — опять чуть улыбнулся Смородинский. — Но в таких делах спешить опасно.

— В равной мере как и тянуть, — заметил Иван Иванович. — Считаю: здесь действовали злобные враги. Им надо было убрать опытного драгера и тем сорвать работу драги или хотя бы затормозить ее. Частично цели они достигли.

— Только частично, — поспешил добавить Майский. Он снова принялся ходить по кабинету. — Я разделяю мнение Ивана Ивановича.

— Тем лучше, — следователь собрал фотографии, вложил их в пакет и убрал в портфель, щелкнув блестящим замком. — Итак, мы договорились? Если что-то появится новое или будут изменения, мы вам сообщим. А вы информируйте нас.

— Разумеется. Товарищу Куликову мы окажем всяческое содействие, — сказал Слепов. — Вы где остановились?

— Глеб Тихонович переночует у меня, — ответил за следователя Куликов. — Вы не беспокойтесь.

— А приехали на чем?

— У меня мотоцикл.

Смородинский простился и ушел вместе с Куликовым. Парторг и директор с минуту молча смотрели друг на друга.

— Что скажешь? — не вытерпел Майский.

— Что тут сказать… Вместо того, чтобы спокойно работать, заниматься производством, приходится искать бандитов. Какая нелепица. Мы думаем о людях, строим социализм, а враги ходят где-то рядом, но мы их не знаем, на лбу клейма нет: осторожно, враг. И ведь так не только у нас в Зареченске. Вредительство, диверсии на стройках, шахтах, заводах, в колхозах. Нет, революция еще не закончена, она продолжается.

— Все это так, Иван Иванович, но вот пока тебя не коснется, думаешь о них, о врагах, как-то абстрактно. Далеко они где-то. На больших стройках, на крупных заводах. Нет, черт возьми, не только там. Вот и в нашем тишайшем Зареченске тоже, сказывается, есть. Губят лучших людей. Я еще Петю Каргаполова не забыл, до сих пор сердце от боли сжимается. А теперь Тарасенко. Кому он мешал? И каким надо быть извергом, чтобы лишить жизни ни в чем не повинных детей, женщину. Бандитов надо вешать на центральных площадях городов, и пусть их трупы расклевывает воронье.

— Это уж ты слишком, Александр Васильич. Карать врагов Советской власти и народа надо беспощадно, но без жестокостей. Кстати, ты читал сегодняшние газеты?

— Еще нет. Я просматриваю их вечерами.

— Найдешь там сообщение: в Германии к власти пришел главарь фашистов, фюрер национал-социалистической партии Гитлер.

— Гитлер?

— И к чему это приведет, догадаться не трудно. Его приход был подготовлен всеми предшествующими событиями. Недаром Гитлеру оказывают поддержку крупнейшие немецкие промышленники и банкиры… Пойдем, Александр Васильич, домой, нас ведь жены ждут.

— Да-да, я обещал Аленке в кино сегодня сходить, а теперь уж какое кино.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

В тот же вечер в дом Сыромолотова, как всегда, украдкой пришел Сморчок. Старик долго не решался рассказать Егору Саввичу, как польстился на чужие деньги и выдал себя. По-дурацки все получилось, бес, видно, попутал, жадность проклятая обуяла. Увидел десятку, забыл обо всем. Сколько времени изображал из себя тугоухого, и все верили, а тут на тебе — услышал!

Сначала Сморчок решил, что ничего особенного не случилось, потом начал беспокоиться. Ему стало казаться, что после случая с деньгами и Слепов, и Майский, да и все вокруг, смотрят на него по-особенному, что они знают о нем все или о многом догадываются. Куда бы ни пошел Сморчок, он все время оглядывался: не следит ли кто. Ночами не спал, пить стал больше, тратя на водку все деньги.

Вернувшись