Вслед за воспоминаниями о том Ролане, с которым она рассталась шесть лет назад, пришли другие — о людях, которые за три года так и не вспомнили о ней.

Тем, что Волфганг не пытался её искать, Исгерд не была особенно удивлена, хотя понимание этого и кололо разочарованием в груди.

Волфганг разочаровывал её на каждом шагу, с самого того дня, когда Исгерд увидела его в первый раз, и давно уже пора было бы понять, что ничего другого от него не стоит ждать.

Но был ещё Брант. И теперь Исгерд задавалась вопросом — что стало с ним? А заодно — и со всеми, кто служил вместе с ними на корабле и в Серой страже вообще?

Кто-то, само собой, мог быть убит. Но Исгерд не хотелось думать, что погибли все.

«В любом случае это нужно выяснить», — подумала она. А от того, что стало с Серой стражей, зависело уже и то, что она будет делать потом.

К тому времени, когда она вышла из дкшп, часы показывали восемь утра — и Ролан как раз стоял на пороге, снимая плащ.

На несколько секунд Исгерд замерла, любуясь его подтянутой фигурой, облачённой в чёрный свитер и такие же джинсы. Ролан стоял, закатывая рукава, так что с каждой секундой становилось видно всё больше великолепных, в меру загорелых рук, и смотрел на неё.

Ролан смотрел вниз, на ноги, видневшиеся из-под белоснежного полотенца, которое делало Исгерд на удивление невинной и беззащитной на вид. Затем поднял взгляд выше и остановил его на обнажённых плечах.

Исгерд шагнула вперёд, сама не заметив, как Ролан так же шагает к ней, обхватила его за шею и втянула в поцелуй — долгий и жадный. Она не могла оторваться, отчётливо ощущая, что этого ей не хватало всю жизнь, сколько она себя помнила.

Ролан перехватил инициативу, и Исгерд оказалась прижата спиной к стене. Руки Ролана изучали её обнажённое тело, а язык ловко захватил чужую территорию и теперь хозяйничал во рту.

Исгерд нашарила края свитера и забралась под него, ощупывая спину Ролана. Прикосновения холодных пальцев к обнажённой коже немного остудили его пыл, и Ролан наконец оторвался от её губ.

— Ты всегда будешь меня так встречать? — спросил он, касаясь кожи Исгерд обжигающе горячим дыханием.

— Я пока не решила, — вопреки собственным словам, Исгерд прижалась к нему плотней.

Ролан с сожалением смотрел на неё несколько секунд, а затем коснулся лёгким поцелуем губ.

«Где ты была последние шесть лет?» — хотел было спросить он, но счёл за лучшее промолчать.

— Нам нужно поговорить, — решительно сказал он вместо этого, и, поймав руку Исгерд, потянул в направлении кухонного бокса.

Исгерд устроилась на диванчике у окна, а Ролан вызвался сделать кофе. Включив воду на подогрев и выдавив из кофе-пресса густую чёрную жижу, он обернулся и поставил одну чашку на стол. Другую взял в руки и поднёс к губам.

— А ты ведь любишь шоколад, — вспомнил он вдруг, пока разглядывал аккуратное, идеально правильное лицо, которое грубыми стежками пересекал шрам.

Исгерд будто бы почувствовала его пристальное внимание к своей щеке и отвела взгляд.

— Это было давно, — сказала она, — честно говоря, я уже не уверена, что по-прежнему его люблю.

— Я куплю. Чтобы мы могли узнать.

Исгерд кивнула. Ей казалось несвоевременным обсуждать или покупать шоколад, когда за окнами стоял смрад разрушения и опустошённости, но она не стала об этом говорить.

Ещё какое-то время Ролан разглядывал бледно-золотые пряди её волос, разметавшиеся по острым плечам, ключицы — изящные и тонкие и укутанную полотенцем маленькую нежнуюю грудь. Несколько шрамов украшало и плечи, но они не бросались в глаза.

— Это касается Чокера, — сказал Ролан наконец.

Исгерд нахмурилась, не желая вспоминать о том, от чего ещё не освободилась до конца, но пожала плечами.

— Видишь ли, — Ролан сделал глоток кофе, раздумывая, с чего б начать, — Чокер — один из симптомов заразы, которая подгрызает Гесорию.

— Криминал? — Исгерд, до того смотревшая в собственную чашку, покосилась на него.

— Если бы… — Ролан поморщился, — пока идут дебаты о создании конституции, высшим законом является Манифест, принятый когда мы ещё только выступали к Астории. И в него оказались включены два пункта, вместе они выглядят очень сомнительно: один — о том, что человек свободен распоряжаться своими правами, жизнью и телом по своему усмотрению. А второй о том, что он — или кто-то другой — свободен владеть любой собственностью, если он сможет доказать право на это владение.

Исгерд подняла наконец лицо, бровь её медленно ползла вверх.

— А как такое произошло? — вкрадчиво поинтересовалась она.

Ролан прокашлялся.

— Никто не думал, что это выльется в возрождение рабства — просто передел имущества, — Ролан не стал упоминать о том, что когда ему принесли на подпись Манифест, он сидел над ним всю ночь, но под утро подписал, так и не сумев дочитать до конца.

— Ролан, — мягкость голоса Исгерд таила в себе угрозу, которую оказалось трудно не замечать, — ты с криками о свободе разрушил мир, который благополучно существовал тридцать лет… Чтобы позволить одним людям владеть другими?

— Речь шла о свободе распоряжаться своими правами!

Исгерд покачала головой и промолчала. Ей становилось страшновато при мысли о том, какая махина находилась у Ролана в руках. «Он не способен управлять», — подумала Исгерд, но тут же прогнала эту мысль, решив, что проанализирует её потом.

— Я не могу контролировать всё! — брякнул Ролан, будто прочитав её мысли.

— Не можешь… — «не берись», — Исгерд остановила себя раньше, чем договорила до конца. — И что теперь? — перебила она сама себя.

— Теперь закон о рабовладении сотрясает Парламент, не позволяя принять никакой другой.

— Парламент, — медленно повторила Исгерд, глядя в стену перед собой, — чем тебя не устраивало слово «Сенат»?

— Только главы домов и их избранники могли войти в Сенат!

— А… — Исгерд сочла за благо промолчать.

— Вы вынудили меня! — рявкнул Ролан и, отставив чашку кофе, бросился к ней, но замер, натолкнувшись на холодный равнодушный взгляд. Он понял, что не имеет значения, будет ли он Исгерд трясти или орать на неё — это не изменит ничего. Под этим спокойным холодным взглядом Ролан чувствовал себя как идиот. — Мы будем говорить по делу или нет? — заметно снизив тон, спросил он.

— Я только за, — Исгерд залпом допила остатки кофе. Встала и, едва заметно задев Ролана обнажённым плечом, подошла к нагревателю, чтобы сделать чай.

Несколько секунд Ролан смотрел на её гибкую спину, а потом сказал:

— Речь идёт о том, что если бы мне удалось доказать, что Чокер незаконно заставляет людей передавать эти самые права, и что ему покровительствуют сторонники закона о рабстве, это могло бы нанести по их фракции серьёзный удар.