про лебедей с павлинами не забудь. Ты, Само, будешь учиться садовничать у Клитона, работающего здесь много лет; кроме того, ты поедешь на неделю в Кхахеш, в загородный дом госпожи, чтобы помочь там с уборкой. Она сдает его тамошним молодым господам, и в конце зимы они оставляют дом в большом беспорядке, а ведь он не чета их продуваемым насквозь замкам.

Щуплый помощник садовника, поравнявшись с Прин, взглянул на нее черными глазами из-под густых ресниц. Решил, наверно, что я тоже здесь работаю, с затаенной улыбкой подумала Прин, оправляя новое платье. (Может, и отец жив?) Она, конечно, не красавица, но…

Время от времени ей вспоминались страх перед Ини и непонятное поведение Бирюзы, но трудно сосредоточиться на чем-то таком, когда вокруг столько нового. Деревья, трава, цветы отвлекали от неприятных мыслей.

И все-таки…

Эти две женщины куда ближе друг другу, чем она думала – но насколько они близки? Прин несколько раз делала это с мальчиками, и ей, в целом, нравилось, но неплохо бы получше разбираться в таких делах. С год назад она застукала своих подружек Джанину и Фетиджу, когда они занимались этим за пекарней ее кузена, и дразнила потом три дня; Фетиджа плакала, Джанина щипалась. Да и сама она в девять лет делала что-то такое со старшей кузиной по ее просьбе.

Или это другое?

В достаточно приятных играх с кузиной была и неприятная сторона, но Прин в свои девять лет не могла, конечно, понять, что здесь плохого, и просто выбросила это из головы. Не потому ли, однако, она так немилосердно дразнила своих подруг, пока Джанина не ущипнула ее как следует?

Ну что ж, теперь, в пятнадцать, она уже выросла из дразнилок, и ей любопытно знать, что происходит в этом саду – хотя о плотском, как и в детстве, думать не хочется.

Гуляя под тенистыми деревьями, она уяснила вдруг, что, несмотря на Бирюзу, госпожу Кейн, Ини и боль в боку, ей здесь так хорошо, как только может быть на свежем воздухе посреди красивого сада.

Она шла по красной кирпичной дорожке мимо темных сосен, мимо пальм с чешуйчатыми стволами, мимо алых лилий с желтыми сердцевинами. Миновала высеченное из обсидиана клыкастое, крылатое чудище с дюжиной обвисших, как у старой суки, грудей – похоже, кроткое, несмотря на свирепый лик. Из-за цветов вокруг оно казалось еще добрее, а блестящий черный камень делал лиловизну цветов еще ярче.

Прин взошла на каменный мостик у водопада.

По его углам били четыре фонтана, из воды выступали камни, обросшие зелеными бородами. Прин заметила, что среди них есть и резные: голова и хвост рыбы, выгнувший спину дельфин. На дне раскинула каменные щупальца каракатица – всё это среди бесконечного движения воды и кипящей пены.

Потом один фонтан вдруг ослаб и превратился в тонкую струйку. Прин собралась посмотреть, в чем дело, и увидела на дорожке старика с коричневой лысиной, с белой курчавой порослью на животе и груди.

Он толкал перед собой тачку с граблями, мотыгами и лопатами. Шарф у него на шее был красный, как платок кухарки и кушак Бирюзы. Дойдя до ручья, он ухватился за каменную раковину на верхушке переставшего бить фонтана, покрутил ее вправо-влево, снял совсем, достал из тачки палку с крючком на конце и стал прочищать трубку.

Прин подошла поближе.

– Доброе утро, – кивнул ей старик.

– Если ваши помощники ушли из-за Освободителя, вместо них должны взять других, верно?

– Это уж не то, – буркнул старик.

– Думаете, новые будут хуже старых?

– Хуже или лучше, не знаю. Просто не те.

Он вытащил крючок. Там ничего не было, и фонтан не стал бить сильнее. Старик снова принялся шуровать палкой в отверстии, намочив волосатые руки до самых плеч.

Прин пошла дальше вверх, но не туда, куда поднималась с госпожой Кейн. Дорожка пробежала под сводами из фуксий и жимолости, вильнула прочь от фонтанов, вернулась обратно, уперлась в кирпичную лесенку и выровнялась опять высоко над ручьем. На том берегу рос густой кустарник, на стороне Прин от четырех кирпичных бассейнов, каждый футов пяти в поперечнике, тянулись четыре кирпичных протока.

Дикая Ини, сидя на корточках у одного из прудов, тыкала в него веткой. Рядом лежала решетка, извлеченная ею из воды.

Когда юбка Прин задела за куст, Ини вскинула голову и прошипела:

– Она хотела шарф на меня надеть! Если, говорит, хочешь служить у меня, надевай клятую красную тряпку! – Побросав в бассейн кучу листьев и гальки, она стала заталкивать их в сток, закрытый прежде решеткой. – Вот он где теперь, ее шарф!

Прин сначала вздрогнула, но потом успокоилась и нашла, что страх после ее недавних переживаний стал не таким уж и страшным. Она, конечно, побаивалась, но уже куда меньше.

Ини, поработав еще немного, кинула ветку в траву. Где-то недалеко скрипела тачка садовника. Ини, мокрая и грязная, схватила Прин за руки.

– Пошли отсюда, пока Клитон не застал!

Прин побежала следом за ней, вытирая руки о платье и удивляясь. Маленькая разбойница не вернула в пруд решетку, не раскидала листья, не убрала ветку, однако боялась, что ее могут поймать.

У клумбы Ини внезапно спросила:

– Нравится тебе сад?

– Да, очень. – От любопытства Прин сделала сильное ударение на последнем слове.

– Мне тоже. – Ини сорвала с куста голубой цветок. – Он красивый, дикий, всегда неожиданный. Потому я, наверно, и люблю здесь гулять. Он напоминает мне лес, только в нем еще больше красок и всего прочего. – Она комкала цветок в кулаке, лепестки падали на кирпич.

– А тебе не кажется, – сказала Прин, когда они дошли до стены, – что сад похож на карту лесов? Расстояний и направлений здесь, конечно, нельзя найти, но растения, собранные здесь, есть и в дикой природе…

Ини хохотнула.

– Карта? Вот это? Что за чушь. Глупая старуха, навязывающая мне свой дурацкий красный шарф, как раз и отгораживается этой стеной от дикой природы, сохраняя свой мнимый порядок – и ей, по-твоему, удается? Разве ты видишь в этом доме какой-то порядок? – Ини засмеялась опять и бросила измятый цветок. – Полная дикость. С чего она взяла, что от этого можно отгородиться обыкновенной стеной? – Она хлопнула ладонью по камню так сильно, что Прин сморщилась. – Все эти деревья, кусты, камни, вода и воздух говорят лишь о том, что дикость уже проникла сюда. Да и стена эта не такая уж прочная – в ней есть арка, через которую втекает ручей. Она, правда, решеткой перегорожена, но я как-то нырнула туда: два прута проржавели