— Я не закричу. А в воду не хочу. Я могу и с пристани.

— Хоть платье снимите, чтобы не испортить.

— Да ничего.

Похоже, Джефф сердится — он начальник, а я наемный работник, должна подчиняться. Но потом он сует мне коробку с кошачьим кормом и, отвернувшись, как исключительный скромняга, стаскивает футболку через голову. А я переворачиваю коробку над водой и трясу ее. В тот же миг вода у пристани вскипает, в ней кишит сотня по-змеиному извивающихся тел. Хвосты неистово взбивают воду. Открываются пасти, чтобы хватать кусочек за кусочком, словно сомы дрессированные.

Я швыряю сеть в самую гущу стаи, приседаю пониже и изо всех сил тяну добычу. Когда ловушка появляется из воды, в ней отчаянно дергаются полдюжины усатых блестящих сомов, они высовывают голову из нейлоновых ячеек, хватают ртом воздух и раскачивают совместными усилиями сеть.

— Тащи их! Детка! Тащи!

Я подставляю колено под сеть и передаю ее Джеффу, который выдергивает рыбин двумя руками, облаченными для лучшей хватки в шершавые перчатки. Зажимает скользкое тулово у хвостового плавника, взмахивает, как дубиной, и бьет о причал, разбивая рыбе башку. Брызги крови разлетаются во все стороны, хлещут мне по ногам, твердый кусочек мяса попадает в волосы. Джефф швыряет рыбину в ведро и берется за следующую ловким привычным движением.

Полчаса мы работаем в тишине, нарушаемой лишь хриплыми выдохами, вытягиваем четыре полные сети, и вот уже мои руки дрожат от изнеможения, а все ящики со льдом полны. Джефф зачерпывает ведром озерную воду и смывает с пристани рыбью кровь и внутренности. Сомы внизу жадно заглатывают кишки погибших сородичей.

Доски отмыты дочиста. Последнее ведро Джефф выплескивает нам на окровавленные ноги.

— Зачем вы их убиваете? — спрашиваю я.

— Не могу смотреть, как мучатся, — отвечает он. — Окунетесь по-быстрому?

— Я чистая.

— На вас больше грязи, чем кажется. Еще испачкаете мне салон. Окунитесь.

Мы спускаемся с пристани к скалистому берегу. Пока я осторожно захожу в воду по колено, Джефф разгоняется и ныряет, дико взмахивая руками. Когда он отплывает подальше, я снимаю сарафан, отстегиваю денежный пояс и заворачиваю его в одежду. Укладываю узел на берег, а сверху опускаю очки. Захожу в воду, наслаждаясь ее теплыми прикосновениями к бедрам, животу, шее, а потом задерживаю дыхание и ныряю.

Я плыву быстро и далеко, так долго оставаясь под водой, что приходится напоминать себе: это не попытка самоубийства! Хотя я знаю, что, если понадобится, смогу себя пересилить. Выныриваю, перевожу дух и вижу, что Джефф размашисто гребет обратно к берегу. Я должна плыть стремительно, как дельфин, чтобы раньше его выбраться на камни, к моему поясу.

Спустя восемь дней.

Поговорив с Томом, я тут же позвонил Хилари Хэнди. Если совершенное мною убийство — ложь, совершенное им изнасилование — тоже ложь, то почему поведение Хилари, захотевшей «стать Эми», не может быть выдумкой моей жены? Социопатке в ней нужно ведь было где-то точить зубки? Так почему не в строгих мраморных залах «Академии „Уикшир“»?

— Это Ник Данн, — быстро сказал я, как только она приняла вызов. — Муж Эми Эллиот. Мне очень нужно поговорить с вами.

— Зачем?

— Мне позарез нужна информация. О вашей…

— Только не говорите «дружбе». — В ее голосе я распознал недобрую усмешку.

— Не буду. Просто я хочу выслушать вашу версию. Не потому звоню, что полагаю, будто вы имеете сейчас какое-то отношение к моей жене, к сложившейся ситуации. Но я очень хотел бы знать, что между вами произошло. Услышать правду. Надеюсь, разговор с вами поможет мне лучше понять поведение Эми.

— И что именно вас интересует в ее поведении?

— Иногда с людьми, которые вызывали ее недовольство, происходили очень неприятные вещи.

Она тяжело вздохнула в трубку и начала:

— Еще два дня назад я бы не стала с вами разговаривать. Но потом вышло так, что я отдыхала с друзьями, а по телевизору показывали передачу про ваше дело. И сказали, что Эми беременна. Все, кто был в комнате, прямо-таки взъелись на вас. Настоящая ненависть. И я подумала: а ведь мне известно, каково это в ощущениях. Ведь она не мертва, да? Просто исчезла. А тела не нашли, верно?

— Верно.

— Тогда разрешите рассказать вам кое-что об Эми. Какой она была в школе. И что между нами произошло. Подождите…

Я услышал в трубке звуки мультфильма — кривляющиеся голоса и веселая музыка. Вдруг они смолкли. Потом раздалось нытье и строгий ответ: «Идите смотреть вниз. Вниз, я сказала!»

— Итак, я первокурсница. Девчонка из Мемфиса. Все остальные, клянусь, с Восточного побережья. Знаете, как тяжело быть белой вороной? Все уикширские девочки как будто в одном инкубаторе росли — говор, прически, одежда; не то чтобы я была изгоем, но я ощущала себя… неуверенно. А Эми уже была Девочкой с большой буквы. С первого дня, который я помню, все говорили о ней, все знали ее. Она была Удивительной Эми — мы все читали эти книги, мы выросли на них. А кроме того, она была великолепна сама по себе. Я хочу сказать, что она…

— Я знаю.

— Ну да. Довольно скоро она проявила ко мне интерес, взяла под свою опеку, что-то типа того. Сначала это говорилось в шутку: раз она Удивительная Эми, то я ее ближайшая подружка Сьюзи. Потом стала называть меня Сьюзи, а другие тотчас взялись подражать. Меня это устраивало… Я была вроде прислуги — добудь стакан сока, когда Эми пить захотелось, отнеси ее белье в прачечную… Подождите.

Мэрибет привезла несколько семейных альбомов на тот случай, если нам понадобится больше фотографий Эми. Она показывала Эми и Хилари, улыбающихся щека к щеке. Поэтому сейчас я вполне мог представить себе Хилари Хэнди. Такие же волосы цвета сливочного масла, только лицо попроще и мутно-карие глаза.

— Джейсон, я разговариваю по телефону. Дай им фруктовое мороженое. Неужели это так трудно? — И снова мне: — Простите, пожалуйста, наши дети сегодня не в школе, а муж так и не научился с ними обращаться, вот и дергает меня. Итак… я была малышкой Сьюзи, и мы играли несколько месяцев — август, сентябрь, октябрь… Это было здорово. Смахивало на крепкую дружбу. Мы были неразлейвода. А потом вдруг косяком пошли странные события, на которые она отреагировала слишком уж негативно.

— Что именно?

— С нами на осеннем балу познакомился парень из соседней школы, но после он позвонил не Эми, а мне. Я уверена, он просто не рискнул ей позвонить, но все равно… А через несколько дней нам поставили оценки за семестр, и мои оказались чуть-чуть лучше. Четыре целых одна десятая против четырех ровно. Еще через некоторое время одна наша общая подруга предложила мне провести День благодарения с ее семьей. Меня, а не Эми. И вновь, я не сомневаюсь, так случилось потому, что человек побаивался Эми. Общаться с ней было нелегко, многие попросту робели, ведь надо было все время производить на нее впечатление. В наших отношениях что-то изменилось. Я видела, как Эми злится, хотя она это всячески отрицала. И вдруг начала склонять меня к странным поступкам. Тогда я не понимала, что это были подставы. Надоумила меня покрасить волосы, чтобы были почти как у нее. Утверждала, что мой мышино-серый смотрится неважно, надо бы поярче. Принялась жаловаться на родителей. Эми всегда это делала, но тут будто с цепи сорвалась. Они, мол, любят ее только как персонаж и возможность заработка, а не как личность, не как человека. Потом намекнула мне, что хочет немного поморочить голову родителям. Уговорила наведаться к ним домой и заявить, что теперь я буду Удивительной Эми. Мы сели в поезд и махнули на выходные в Нью-Йорк. Она осталась снаружи, а я вошла в дом и заявила мамочке, что хочу избавиться от Эми и сама стану ее новой Эми, и тому подобную чепуху…