— Вы правда так сказали?

— Это было глупым ребячеством. В ту пору еще не было мобильников и киберхулиганства. Просто способ убить время. Мы горазды были на дурацкие приколы. Выпендривались друг перед дружкой, показывали, какие мы рисковые и изобретательные.

— И что дальше?

— Дальше Эми начала отстраняться от меня. Появился холодок в отношениях. Я подумала… я подумала, что разонравилась ей. Девчонки в школе взялись меня туркать, я ведь уже не входила в круг отпадных. Ну и черт бы с ним! Но однажды меня вызвали в кабинет директора. С Эми стряслась беда — вывих лодыжки, перелом руки и ребер. Она скатилась по лестничному пролету и заявила, что это я ее столкнула. Подождите. — А затем в сторону: — Сейчас же идите. Кому говорю! Вниз! По ступенькам! Идите вниз!!! — Опять мне: — Простите, меня отвлекли. Никогда не заводите детей…

— Так Эми сказала, что это вы ее столкнули?

— Да. Потому что я «чо-о-окнутая»… Я ее преследовала, я хотела быть Сьюзи, а потом и Сьюзи мне оказалось мало — я захотела стать Эми. И все свидетельства были в ее пользу — она несколько месяцев планомерно подставляла меня. Ее родители видели, как я кружу около их дома. Я обратилась к ее маме и нагородила чепухи. Перекрасила волосы и купила одежду, такую же как у Эми. Я не могла доказать, что это она уговорила меня. Все подружки подтвердили, что Эми меня боится вот уже целый месяц. Короче, полное дерьмо. Я выглядела сущей маньячкой. Ее родители добились, чтобы мне официально запретили появляться рядом с ней. Я клялась, что все не так, но меня до того затюкали, что захотелось уйти из этой школы. Захотелось вообще оказаться подальше. Тут очень кстати моя семья затеяла переезжать обратно, ну я и не стала возражать. Вы, поди, уже догадались, что юная Эми сама переломала себе кости. Я ее боялась — пятнадцатилетняя соплюха ухитрилась одурачить друзей, родителей и преподавателей.

— И это все из-за мальчика, оценок за семестр и Дня благодарения?

— Я вернулась в Мемфис и через месяц получила письмо. Анонимное, напечатанное на машинке, но, вне всяких сомнений, от Эми. В нем был перечень всех обид, которые я ей нанесла. Дикий список. Например, я не подождала ее после урока английского, два раза. Забыла, что у нее аллергия на клубнику, два раза.

— Ничего себе!

— Но я склонна считать, что истинная причина была не в этом.

— А в чем же?

— Мне кажется, Эми хотела, чтобы люди думали, будто она — само совершенство. Поскольку мы были подругами, я поняла ее лучше всех. Она не была совершенством. Вы же знаете свою жену? Она очаровательна и остроумна. Но в то же время властолюбива, подвержена навязчивым идеям. Эми отличная актриса и немного лгунья. Мне это казалось вполне нормальным. Но не ей. Она избавилась от меня, потому что я видела: она не идеал. Это и ваш случай, мне кажется.

— Мой случай? Почему?

— Друг видит большинство недостатков друга. Муж видит все недостатки жены, до последнего. Если она не побоялась скатиться по лестнице, чтобы наказать школьницу, с которой была знакома несколько месяцев, то что она может сделать мужчине, достаточно опрометчивому, чтобы жениться на ней?

Я прервал связь, когда кто-то из отпрысков Хилари взял трубку второго телефона и запел детскую песенку. И немедленно перезвонил Таннеру Болту, пересказав ему свои разговоры с Томми и Хилари.

— Значит, у нас есть пара историй, здорово, — заключил адвокат. — Да это просто здорово! — Мне не показалось, что он обрадован. — Вы побеседовали с Энди?

— Нет.

— Мой человек находится неподалеку от ее квартиры. Осторожно следит.

— Я и не знал, что у вас есть здесь люди.

— Что нам на самом деле нужно, так это найти Эми. — Он будто и не слышал моего замечания. — Трудно представить, чтобы такая женщина могла скрываться слишком долго. Какие у вас соображения?

Воображение рисовало Эми на балконе шикарного отеля, в белом платье, потягивающую дорогое «Монраше» из бокала и в то же время следящую за моим падением — в Интернете, по кабельному, на страницах газет. При этом она наслаждается безудержным пиаром Эми Эллиот-Данн. Все равно что побывать на собственных похоронах. Интересно, она хоть догадывается, что сплагиатила идею у Марка Твена?

— Я вижу ее на берегу океана, — начал я, но осекся, сообразив, что говорю как уличный экстрасенс. — Нет, она может быть где угодно. И вряд ли мы найдем ее до того, как она сама решит вернуться.

— Что кажется маловероятным. — Таннер Болт раздраженно вздохнул. — Давайте встретимся с Энди и посмотрим, к чему это приведет. У нас больше нет свободы маневра.

Настал час ужина, а за ним пришел закат. Я сидел один в своем «доме с привидениями» и напряженно размышлял о лживой Эми. Может, и беременность — ложь? Несмотря на то что у нас был секс от случая к случаю, по моим расчетам, забеременеть она могла. С другой стороны, она же знала, что я попробую рассчитать.

Правда или ложь? Если она соврала, то исключительно для того, чтобы втоптать меня в грязь.

Я всегда надеялся, что у нас с Эми будут дети. Одной из причин, по которым я сделал ей предложение, как раз и было желание иметь общих ребятишек. Помнится, впервые я подумал об этом месяца через два после того, как мы начали встречаться. Я шагал из Кипс-Бея, где жил тогда, к любимому крошечному парку на берегу Ист-Ривер, мимо гигантской лего-конструкции — штаб-квартиры ООН; флаги мириада стран вились на ветру. «Как бы это понравилось малышу», — подумал я тогда. Яркие цвета — так легко запомнить, какой флаг какой стране принадлежит. Вот тебе Финляндия, а вот Новая Зеландия. Мавритания — улыбка циклопа. А потом я понял, что это должно понравиться не какому-то ребенку, а НАШЕМУ — моему и Эми. Наш ребенок валялся бы на полу в гостиной с затрепанной энциклопедией, как я когда-то. Но он был бы не один. Я пристроился бы рядом. Помогал бы запоминать флаги, а не вариться в собственном недовольстве, чему я научился у отца. Я бы хотел стать хорошим папой.

Потом я представил, как Эми устроилась рядом с нами на полу: улеглась на живот и ногой указывает на флаг Палау — желтый, чуть в стороне от центра, кружок на синем фоне. Почему-то я подумал, что этот флаг станет ее любимым.

С тех пор образ мальчика был вполне реальным (иногда девочки, но чаще всего — мальчика). Неизбежным. Меня мучили хронические боли неутоленного отцовства.

Через месяц после свадьбы, стоя с зубной нитью во рту перед аптечкой в ванной, я неожиданно подумал: «Она хочет детей, верно? Надо спросить. Конечно, я должен спросить». И когда я впервые задал вопрос — издалека, обтекаемо, — она ответила: «Да-да, конечно-конечно… Когда-нибудь». И каждое утро глотала пилюлю перед тем, как почистить зубы. Три года подряд она принимала противозачаточное. А я мучился, изводил себя, но так и не смог твердо заявить: «Хочу, чтобы у нас был ребенок!»

С началом безработицы мне подумалось, что мечты могут исполниться. У нас появился досуг. Однажды за завтраком Эми оторвала взгляд от своего гренка и заявила: «Я больше не принимаю таблетки». Просто и буднично сообщила о свершившемся факте. Она не употребляла противозачаточных три месяца, но ничего не произошло. Через некоторое время после переезда в Миссури она настояла на медицинском обследовании нас обоих. Когда Эми бралась за дело, для нее не существовало полумер. «Мы скажем, что пытались завести ребенка целый год». Я, как последний дурак, согласился — в то время мы вроде даже не прикасались друг к другу, но по-прежнему считали, что ребенок нам нужен. Как же иначе?