получалось «коряво», в чем Вы сознаетесь в письме ко мне. Вы девушка даровитая и должны работать очень серьезно, очень тщательно. Это Ваша обязанность не только пред страной, но и пред самою собой. Не торопитесь «написать». Если Вам нужны деньги — возьмите у Крючкова сколько нужно.

Крепко жму руку. Работайте больше, это Вам полезно, девушка в очках.

М. Горький

1114

А. Н. БАХУ

22 марта 1934, Москва.

Уважаемый и дорогой Алексей Николаевич —

я виноват пред Вами: запоздал ответить на Ваше письмо. Но делишки мои столь обильны и разнообразны, что иногда я уже кое-что забываю сделать во-время.

По причине крайней загруженности я — к сожалению — не могу дать статью для Вашего журнала. Но Вы предлагаете мне «дать совет, как и что сделать» редакции журнала в разделе «К Всесоюзному съезду писателей»,

Давать Вам советы я, конечно, не решусь, а вот буду усердно просить Вас о следующем:

не может ли кто-либо из членов редакции или сотрудников «Фронта науки и техники» дать статейку на тему «Общее в науке и искусстве», или «Роль интуиции и разума» в этих выявлениях познавательной энергии.

Статья эта может сыграть роль возбудителя в критиках и писателях сознания необходимости более или менее основательного ознакомления с современным состоянием естествознания, с огромной и разнообразной работой советской науки и вообще показать беззаботным литераторам нашим путь к повышению их интеллектуальной квалификации, в чем они крайне нуждаются, но что все еще плохо понимают.

Статью эту должны и можете дать именно вы, деятели науки.

Тот факт, что ВАРНИТСО решило заговорить о литературе, дает мне право уверенно думать, что наука хочет влиять на литературу. Меня лично это искренне радует, ибо соединение всех мастеров культуры в единую силу — давняя моя мечта.

Если «Фронт» даст эту статью, я, разумеется, начну пропагандировать ее основную идею.

Затем было бы крайне полезно, если б группа ученых Вашей организации обратилась к литераторам с вопросом: почему в их произведениях они почти не дают фигур, характеров, типов деятелей науки, а если дают, то — неудачно?

Организующее влияние постановки такого «вопроса в лоб» для Вас, разумеется, ясно, и я очень прошу Вас, дорогой Алексей Николаевич, поставить этот вопрос.

Если я поставлю его — это не будет иметь успеха, я — «свой», литератор, и меня уже не стыдятся. А нужно, чтоб хоть немножко устыдились.

Вот мои просьбы. Это — просьбы к науке о помощи литературе. Она у нас еще не имеет того значения, какое должна иметь, и нам грозит весьма оригинальная, но невеселая возможность — увидеть читателей более грамотными, чем писатели. Сердечно жму руку Вашу.

М. Горький

22. III. 34.

1115

А. П. ВАСИЛЬЕВУ

30 марта 1934, Москва.

Андрей Парфенович,

получил я твое письмо и отлично вспомнил тебя, Басаргина, Курнашова, Ковшова, сторожа Черногорова и почти всю братию на снимке, присланном тобою. Не помню только двух крайних с левой стороны.

Значит — живем еще, Парфеныч? И ведь не плохо начали жить и с каждым годом все лучше будем, — растут в стране огромные силы! А помнишь, как вы, черти клетчатые, издевались надо мной, высмеивали меня, когда я говорил, что хозяевами жизни должен быть рабочий народ? Только один Черногоров замогильным басом откликался: «Верно». Он понимал, что, если к умным рукам пристроить умную голову, — можно повернуть жизнь как следует. Вот и повернули!

Хорош народ у нас, Парфеныч! Есть, конечно, немало лентяев, жуликов, лодырей, а — в общем — удивительно хороший народ!

Крепко жму руку, старый приятель, желаю доброго здоровья.

Максимыч,

он же — М. Горький

Помнишь, как машиниста водокачки комары заели?

1116

РОМЭНУ РОЛЛАНУ

21 апреля 1934, Москва.

Дорогой друг мой,

да, это — правда, я очень редко пишу Вам и весьма смущен тем, что Вы товарищески указали мне на это. Однако Вы ошибетесь, если подумаете, что этим знаменуется понижение моего желания писать Вам, делиться мыслями с Вами.

Я часто думаю: надо написать Роллану, следует сообщить ему о том или об этом, но я — как все активные люди, как и Вы, дорогой мой, — живу в непрерывных вихрях различных волнений.

События в Вене, приезд к нам Димитрова с товарищами, позорное дело Ставиского, все более откровенный цинизм японской военщины, эпопея «Челюскина», литературные споры, выявления пошлости, двоедушия и лицемерия мелких паразитов литературы и еще многое, — поглощая мое время, не дает мне возможности поделиться мыслью с Вами. А пресса, сообщая о выступлениях Ваших, успокаивает: Ромэн Роллан «в полной боевой форме», на пути, мужественно избранном его волей.

Успокаивает и то, что рядом с Вами Мария Павловна. Я почти не знаю ее лично, но очень много слышал о ней хорошего и, право, рад, что около Вас такой ясный человек, «умная душа».

Занят я множеством работы до смешного и даже — до неприличия: в Малом театре с начала сезона идет моя пьеса «Враги», а я ни одного раза не был на репетициях и еще не видел спектакля. Артисты, конечно, обижены.

Написал, между прочим, маленькую брошюрку, посылаю ее Вам. Ее издали для колхозов тиражом в полмиллиона, и это — уже мало в стране, еще недавно — полуграмотной.

Вышел и моментально исчез Ваш 15-й том.

Очень прилично издаются Стендаль, Бальзак, скоро пошлю Вам альбом отличных рисунков Боклевского к роману «В лесах» земляка моего Андрея Печерского и для М[арии] П[авловны] — «Евгения Онегина» в издании «Академии».

Через два года — 100-летие смерти Пушкина, память поэта намерены почтить достойно его. Организуется университет его имени, специально посвященный изучению истории фольклора и литературы всех народов, эпох, это давняя моя мечта.

Кадры литераторов непрерывно пополняются талантливой молодежью, общий порок которой — отсутствие исторических знаний, а также слабость техники. Эти пороки и заставили меня снова поднять вопрос о необходимости повышения качества литературы.

Рост количества талантливых людей продолжает удивлять меня. Расскажу такой факт: в один из колхозов Нижней Волги является уроженец местной деревни, парень 23-х лет. Он — сирота, с детства — «беспризорник», бродяга. Крестьяне встретили его недружелюбно, однако — людей всюду не хватает, и он получил работу. В первый же год он предложил колхозникам электрифицировать деревню. Не поверили, но сказали: попробуй! Результат: деревня была освещена. В тот же год беспризорник Минаев соединил все избы мужиков радиотелефоном, и старики стали снимать