Эта мысль показалась ей невыносимой. Она обернулась и заколотила в дверь кулаками.

Открыла медсестра, удивленная таким грохотом.

— Уберите его оттуда, сейчас же! — орала Ксавьера.

— Простите, мадам?

Ксавьера хотела уже вломиться в кабинет силой и бросилась на сестру, которая преградила ей дорогу. К счастью, быстро появился гинеколог, встревоженный этим шумом, и схватил Ксавьеру за плечо:

— Идите за мной.

Но было уже поздно: ее стошнило на ковер в приемной.

В кабинете она метала громы и молнии. Какое-то постороннее, неизвестно откуда взявшееся существо решило обосноваться в ее теле.

— Надо его оттуда убрать. Меня бесит, что во мне кто-то поселился.

— Мы сделаем так, как вы решите, мадам, однако вы не освободитесь от него при помощи рвоты.

Она почесала живот:

— Этот инопланетянин там внутри, он станет расти, набираться сил и в конце концов разорвет мою кожу, пробуравит кишки. Если его не достанут оттуда, я не выдержу и лопну. — Она угрожающе придвинула лицо к лицу врача. — Откуда он взялся? Я не спала ни с одним мужчиной.

— По телефону коллега сообщил мне об этой детали из вашей карты, и я кое-что уточнил. Воспроизведение себе подобных без участия самца называется партеногенезом.

— И что?

— Это бывает только у растений и у рептилий. У млекопитающих — нет. Хотя — некоторые ученые спорят на эту тему, — возможно, еще у кроликов.

— У кроликов? Спасибо, это очень мило.

Врач попытался снова сконцентрировать ее внимание, а потом спросил:

— Объясните, почему у вас не было детей до того?

— Дети — это же как телевизор: можно их не иметь. Никто не обязан портить себе жизнь.

— Я пытаюсь вас понять.

Ксавьера зарыдала:

— Что такое со мной делается?

— Не волнуйтесь. В вашем теле происходит гормональная перестройка, которая затрагивает сферу эмоций. Поплачьте, сколько вам хочется, а потом все мне объясните.

Ксавьера начала свой рассказ плаксивым тоном, зажав в руке носовой платок, и вид у нее был по-прежнему разгневанный, хотя в глазах стояли слезы.

— Я не хотела иметь детей, потому что слишком мучилась, когда сама была ребенком. Мне было тягостно расти в нашей строгой семье. И мне казалось, что, если у меня тоже родится ребенок, я обреку его на такие же мучения, и он будет дожидаться совершеннолетия и отъезда из отчего дома с таким же нетерпением, как я.

— Может, вы и ошибались, но вы имеете полное право так думать.

Удивленная такой снисходительностью, Ксавьера шмыгнула носом уже пободрее:

— Я вышла замуж за безответственного и бессильного человека.

— То есть вы вышли замуж за человека, про которого точно знали, что отцом он не будет?

Ксавьера никогда не объясняла свой выбор Ориона с такой ясностью. Она задумчиво кивнула. Врач продолжал:

— У вас часто бывают сексуальные контакты?

— Мы с ним не спим вместе уже несколько лет.

— Это логично: если он не будет вам любовником, то у него нет риска стать отцом.

— Я ему изменяла с любовницами.

— Еще один способ оградить себя от материнства.

Она поморщилась. Проницательность врача помогла ей многое понять в себе, хотя ей было и неприятно, что кто-то чужой умудрился мгновенно увидеть ее насквозь.

Он настаивал:

— Ведь на самом деле вы с нетерпением ждали менопаузы? Внутри вас живет женщина, способная иметь детей, и вы хотели бы, чтобы она как можно скорее исчезла.

Глаза Ксавьеры снова наполнились слезами. Ее потрясло, что этот человек читает ее как книгу, ведь о ней никто ничего не знал — никто не мог проникнуть за ограду, которой она окружила себя, словно колючей проволокой: едкий нрав, сарказм и циничные замечания, презрение к Ориону и тайная жизнь с Севериной.

— Можно мне продолжить? — уточнил врач, от которого не укрылись ее бурные эмоции.

И снова заговорил негромким ласковым голосом:

— Судя по вашим словам, вы потребуете прерывания беременности. А я бы вам предложил — просто из принципа — попробовать представить себе другой вариант развития событий, просто представить. В вас уже произошло что-то, благодаря чему стало возможным это рождение, ведь у вас внутри рождение уже свершилось. А значит, какая-то часть вашего организма противится тому, что ей предписывает ваше сознание, и эта секретная частичка вас пытается осуществить план, который вы всегда отвергали. Подумайте, мадам, прислушайтесь к себе, всей целиком. У вас появилась возможность измениться, освободиться от своих страхов, реализовать свою судьбу. Это рождение для вас самой может стать возрождением.

Несколько мгновений она не реагировала, дав его словам проникнуть в ее сознание, потом пожала плечами:

— Стало быть, я рожу ребенка, неизвестно откуда взявшегося, неизвестно от кого, и назову его Иисусом. Это и есть ваш план?

Она собрала вещи и, выходя из кабинета, отрезала:

— Я возвращаюсь к предыдущему врачу, чтобы назначить время для аборта.

В тот день, как и в предыдущие, у Ксавьеры была назначена встреча с Севериной. Но если прежде она шла к подруге с радостью, потому что не верила в свою беременность, то сегодня от перспективы этой встречи ей было не по себе.

Она задержалась в цветочном магазине, исподтишка наблюдала за Орионом, рассматривала его карикатурный силуэт: круглый живот на тоненьких ножках, нескладное туловище, а главное, лицо алкоголика с опухшими глазами, все в красных пятнах, как будто сквозь кожу проступило вино. Он спешил закончить работу, таскал из магазина на склад обмотанные бумагой вазы, расходуя в сотню раз больше энергии, чем было необходимо. Он заметил ее взгляд и подмигнул ей в ответ — она раздраженно отвела глаза. Не хватало еще, чтобы он, кроме своего уродства, навязывал ей еще свое чертово прекрасное настроение.

Вибрации мобильного телефона оторвали ее от этих черных мыслей. «Я скучаю по тебе. Приходи. Жду. Северина». Ксавьера ответила коротко: «Не могу».

Она увидела, как улицу переходит Патрисия, и, не задумываясь, пробормотала:

— С такими ногами я никогда не носила бы юбку.

Орион возразил:

— В конце-то концов, Ксавьера, это ведь ее дело.

— Следовало бы принять закон, запрещающий людям с физическим изъяном демонстрировать его другим. А вообще-то, дура я: такой закон уже есть — оскорбление общественной нравственности. Когда эта Патрисия выставляет всем на обозрение свои слоновьи ножищи — это и есть оскорбление общественной нравственности.

Галерист Вим вышел из дома и, перед тем как сесть в машину, заметил в магазине Ксавьеру и любезно ее поприветствовал.