– Что же Мономах и Мстислав не послали ко мне своих бояр? – вдруг сменил тему Олег, не любивший богословия, в котором был не силен. – Если бы хотели по чести сладить дело, послали бы своих первых мужей, а не безлепицу из трех голов, которую вижу перед собой: древнего старика, чернеца-раба и вот этого. – Олег кивнул, не зная, как назвать Медведя.

– Потому и не послали, что по чести ты, князь, должен был бы посылать своих мужей к Мономаху, как первый проливший кровь, а не он к тебе. Сам посуди – побежденному ли требовать послов от победителя? Мы к тебе с добром пришли от твоего брата, а ты к этому добру еще прибытка требуешь, – в сердцах укорял его старик.

– А кто тут побежденный? – Олег повертел головой, кривляясь. – Вы, мужи бояре, не видали – не выбегал отсюда побежденный, про которого Янь Вышатич говорит?

– Да таких в твоей дружине не водится, князь, – ухмыльнулся Колыван Власьич.

Олег развел руками.

– Ошибся ты, Янь Вышатич. А вот Мономах не считает меня побежденным, коли сам мира просит.

– Он не просит, а предлагает, – возразил боярин.

– Ну, это все равно, как назвать, – отмахнулся Олег и опять переменил разговор: – Так ты вернешь мне моего холопа?

Нестор, сидевший с другой стороны от боярина с четками в руках, как будто не слышал разговора.

– Богохульствуешь, князь, – покачал головой Янь Вышатич. – Монах никому не принадлежит кроме Господа. А ты, купив чернеца, уподобился поганым и жидам.

– Не называй меня жидом, старик, если не хочешь сесть в поруб, – внезапно разгневался Олег. – Жиды мне враги.

– В церковном уставе не писано, что нельзя купить монаха, – с сомнением молвил боярин Иванко Чудинович.

– Князь заплатил за него три цены раба, – вставил Колыван Власьич.

– Ты потерял свое имущество при бегстве из Суздаля, – напомнил Олегу Янь Вышатич. – Так что нечего спрашивать о том, что подобрали другие. Я взял Нестора и дал ему волю.

– Зачем же ты притащил его сюда? – зло спросил князь.

– Надеялся пробудить твою совесть, Олег Святославич. Да видно, она от колдовства твоего кудесника впала в забытье.

– Не верь им, княже, – прошипел волхв. – Оскорбишь богов, если поверишь хоть слову этого старика. Некогда он казнил на Белом озере двух слуг Велеса, исполнявших волю бога, а перед смертью вдоволь истерзал их. Теперь он хочет посрамить тебя, наслав морок. Не мое тут колдовство! – страшным голосом вскричал он, направив посох на Добрыню. – Посмотри, княже, с чем пришли к тебе послы Мономаховы. Покажи, ты, отродье волота, что висит у тебя на шее!

Князь, бояре и Янь Вышатич уставились на грудь Добрыни. Медведь, засмущавшись от взглядов, достал крест на цепочке. Волхв плюнул.

– Не то! Камень покажи.

Добрыня вытащил солнечный камень на жесткой нитке из конского волоса. Внутри желтого сияния распластал лапки жук-навозник.

– Ведовской камень! – торжествующе возгласил кудесник. – Он имеет огромную силу. Любое заклятье, произнесенное на него, сильнее десяти обычных. Кто владеет им, тот повелевает духами и берет от них знания. Мономаховы послы хотят ворожить против тебя, княже, в твоем же доме!

Камнем заинтересовался и Нестор – вытянул шею, чтоб лучше видеть.

– Откуда он у тебя? – надрывался волхв.

– Да, откуда? – повторил Янь Вышатич.

– От матери. – Добрыня застыдился, будто уличенный в чем-то срамном, и спрятал камень поглубже за пазуху.

Нестор громко вздохнул и перекрестился. Янь Вышатич рассмеялся.

– Ты, князь, поверишь, что мертвый камень причинит тебе зло? Что мы приехали сюда для этого? Плохого ты себе советчика выбрал.

– Буду думать с боярами, – объявил Олег, закончив переговоры.

Выйдя из хором во двор, Янь Вышатич с досадой спросил Добрыню:

– Ты нарочно это сделал?

– Что сделал?

– Показал волхву камень.

– Я думал волхвы боятся креста, а не камней, – пожал плечами Медведь.

– Совсем не в ту сторону своротил разговор этим глупым камнем!

– Поведай, Добрыня, – вдруг попросил книжник, – кто была твоя мать.

Сев на коней, все трое направились к владычному подворью, где им назначено было жить. Епископ в Муроме бывал лишь наездами – для того лишь, чтоб в очередной раз выслушать нежелание муромы отвергнуться идольского служения и жалобы здешних попов. Потому хоромы оставались едва обжитыми, полупустыми.

– Ведовка она была, – заговорил Добрыня. – С огненными волосами. Сам не помню ее, а от людей и ярославских волхвов слышал. Сказывали, будто посадник Твердята с отроками наткнулся на нее в лесу во время лова. При том спугнули медведя. Тот медведь ее и заломал. А под ней пищало дите – то был я. Мать сняла с шеи камень и сказала, чтоб повесили мне. Еще наказала, чтоб, как вырасту, отомстил бы отцу. А кто отец, не успела сказать, померла. Посадник с отроками сами додумали – медведь за своим дитем приходил, а она не хотела отдавать. Так меня и прозвали – Медведем, медвежьим сыном.

– Верно ли, что ведовка? – переспросил Нестор.

– Волосы острижены – куда ж вернее? Для колдовства стригла.

– Ну и что – отомстил отцу? – недоверчиво усмехнулся боярин.

– Отомстил. Только сказывать не буду.

Добрыня затосковал и больше в тот день не произнес ни слова. Во владычном терему забился в свою клеть и не казал носа до самой ночи.

Тем временем князь, ничего не надумав с боярами, погнал всех и сидел в одиночестве.

– Слышу твои мысли, княже, – раздался внезапно замогильный голос.

Олег вздрогнул, ощутив дуновение холода, как из погреба. Открылась со скрипом дверь, князь замер в ожидании.

– Кто там? – почувствовав страх, крикнул он.

Из-за двери вышел Беловолод. Олег выдохнул.

– Что пугаешь меня, чертов колдун! – разозлился он.

– Не я, а пришлые тебя напугали, что ты готов им покориться, княже, – упрекнул волхв.

– Может, знаешь способ, как мне воевать сразу против двух дружин? – вскипел Олег. – Ты обещал мне подмогу полоцкого князя. Где его полки?

– Так ведь и ты, княже, не дошел до Новгорода.

– Теперь и не дойду!

– Знаю способ, княже, – вкрадчиво сказал кудесник. – Если не побоишься…

– Страшусь только позора, когда опять изгонят с Руси. Чего еще мне бояться?

– Тогда возьми послов в плен, отними у волота ведовской камень и отдай мне! – сверкая очами, Беловолод наклонился к князю, почти дышал ему в лицо. – Волота убей, а чернеца и злобного старика я от твоего имени принесу богам. За такую жертву, княже, требуй от богов чего хочешь – все получишь!