Маргарит Клодель предполагала, что ее подробный отчет о состоянии расследования смерти пяти девушек-иностранок и исчезновении шести несовершеннолетних немок мог послужить достаточным основанием для ее присутствия в Лейпциге в качестве агента-аналитика и для связи немецкой полиции с Европолом. К этому добавилось убийство инспектора Клауса Баумана, скончавшегося от выстрела в спину, поразившего его прямо в сердце.

Все телевизионные каналы давали информацию о том, что кладбищенский гид является опасным психопатом без тормозов, приложившим руку к самоубийству пяти девушек-иностранок и убившим инспектора полиции из отдела по расследованию убийств.

Все были в ужасе оттого, что Густав Ластоон способен без колебаний убить шестерых похищенных девочек, а возможно, уже сделал это. Многие журналисты критиковали министра внутренних дел и выражали сомнение в эффективности федеральной полиции, в то время как люди на улицах задавали вопрос, сколько еще ей понадобится времени, чтобы найти убийцу.

Маргарит Клодель пообедала одна в ресторане рядом с отелем. Печаль, не покидавшая ее после гибели Клауса Баумана, туманила блеск ее серых глаз. В углу ресторанного зала на стене висел включенный телевизор. На экране появились комиссар Клеменс Айзембаг и шеф федеральных агентов. Показывали репортаж, снятый во время пресс-конференции, которую они провели после возвращения с кладбища. Равнодушный взгляд агента Европола задержался на лицах двух полицейских, что-то говоривших на камеры.

Несколько минут спустя зазвонил ее мобильный. Маргарит встала и вышла на улицу, чтобы спокойно ответить на звонок.

На связи был начальник отдела Европола, где она работала. Он сказал, что ей надлежит вернуться в Гаагу этим же вечером. В Лейпциге ей больше нечего делать. В своих сообщениях федеральная полиция Германии с уверенностью заявляла, что пять девушек-иностранок не были убиты ни кладбищенским гидом, ни каким-либо тайным обществом психопатов-нацистов. Улики однозначно доказывали, что это групповое самоубийство и Европол не имеет оснований позволить своему сотруднику продолжать участвовать в этом деле в роли аналитика и агента по связи с полицией государств, гражданками которых являлись эти пять девушек.

– Вопросами транспортировки трупов будут заниматься сотрудники посольств этих стран в Берлине. Маргарит, твоя официальная миссия как агента Европола в Лейпциге закончена. Что же касается исчезновения шести девочек, а также убийства инспектора Баумана и торговли оружием, это внутреннее дело германского государства, в которое ты не имеешь права вмешиваться ни под каким видом, – отчеканил голос в телефоне.

– Я не могу сейчас уехать. Мне еще нужно разобраться в одном очень важном деле.

– Решение принято, Маргарит, и бессмысленно настаивать на том, чтобы ты там осталась. Я понимаю твое желание помочь выяснить, что произошло, но, как нам уже пообещали из Министерства внутренних дел Германии, если вы с инспектором Миртой Хогг самовольно продолжите расследование, они подадут жалобу директору Европола.

На мгновение Маргарит Клодель задумалась.

– Значит, все дело в этом, верно? Это наказание за то, что мы поехали на кладбище без разрешения комиссара и шефа федералов.

– Ты не уполномочена участвовать в оперативных действиях. Ты аналитик и агент по связи. Ты превысила свои полномочия, отправившись на кладбище с инспектором германской полиции без разрешения ее начальства. В отношении ее будет заведено дело по факту нарушения дисциплины и сокрытия информации, связанной с расследованием убийства и торговли оружием. Это очень серьезный проступок, и она будет наказана.

– Но только благодаря Мирте Хогг они смогли найти оружие и труп инспектора Баумана! Она ничего не скрывала!

– Ты не хуже меня знаешь, что любое полицейское расследование, какими бы важными ни были его результаты, должно проводиться в соответствии с законодательными нормами, которые необходимо уважать. Ни один человек в комиссариате Лейпцига не был поставлен в известность о вашей поездке на кладбище и о том, что вы опрашивали управляющего и работников. Вы также не сообщили ни комиссару, ни шефу федералов о своих подозрениях, касавшихся исчезновения Клауса Баумана, и о последней локализации его мобильного телефона одной из телефонных антенн, расположенных рядом с кладбищем.

– Это дело гораздо шире, чем просто загадочное убийство. Есть вещи, которые не укладываются в официальную версию.

– Маргарит, послушай меня внимательно, потому что я не буду больше повторять: забудь навсегда о параноидальных фантазиях инспектора Баумана.

Еще немного, и агент Европола могла потерять контроль над собой и начать орать от ярости. То, что ей приказывали вернуться в Гаагу, было просто катастрофой.

– То, что вы называете параноидальными фантазиями, стоило Клаусу Бауману потери дочери и собственной жизни.

– Да, это печально. Но мы послали тебя в Лейпциг, потому что доверяли тебе, и пока еще доверяем, несмотря на инцидент с поездкой на кладбище, в который ты ввязалась без всякой необходимости. Не заставляй нас пожалеть, что мы выбрали именно тебя.

Маргарит уже собралась рассказать ему, что за долгие годы сорок восемь молодых женщин погибли таким же образом, как изобразили пять девушек-иностранок в сцене своего коллективного самоубийства. Но потом она сказала себе, что будет безопаснее, если она никому не скажет о фотографиях, которые этим утром прислал ей неизвестный отправитель.

– Дайте мне еще два дня, пожалуйста! – взмолилась она. – Я сообщу вам лично о результатах моего расследования.

– Сожалею, Маргарит, но я не могу сделать то, о чем ты просишь. Надеюсь завтра увидеть тебя в твоем кабинете в Гааге. Сообщи мне, когда приедешь.

Приятная внешность Отто фон Майера заставила Сусанну усомниться в правдивости истории, которую Хельга рассказала о своем отце в чате «Девчонки из выгребной ямы». Это был мужчина лет шестидесяти, с суровыми, но правильными чертами лица и заметной сединой в волосах. Черный джемпер с круглым воротом подчеркивал его светлую кожу и голубые глаза, такие же, как у дочери. Хельга в большей степени походила на него, чем на мать.

Он сидел за обеденным столом с развернутой газетой в руках. При виде вошедшей Хельги и ее подруги он сложил газету и положил ее рядом с серебряным канделябром, стоящим на роскошном буфете. Встав на ноги, он поздоровался с дочерью, поцеловав ее в обе щеки. Потом, когда Хельга представила ему Сусанну, ее отец улыбнулся и сделал комплимент ее красоте.

– Садитесь, будьте добры, – сказал он, указывая рукой на обе стороны от себя.

Хельга прошла за спиной отца и села справа от него.

– Мы немного опоздали из-за пробок. С каждым разом проехать через центр Лейпцига все труднее. Как хотите, а мне больше нравятся широкие проспекты Берлина, – пожаловалась она, небрежно взмахнув рукой.

Обед уже стоял на столе: супница с кабачковым супом-пюре, блюдо с салатом из лосося и копченой селедкой и еще одно с ростбифом под маринадом с кислым соусом.