Пока она говорила, карта Европы уменьшилась и сдвинулась. На экране теперь был Восточный фронт. Повсюду возникали маленькие свастики; они разговаривали друг с другом, а яркие линии протянулись от Берлина к оккупированным столицам и различным участкам фронта. Большое сражение началось на Украине: собственно боев не показывали, но множество радиограмм летело из точек, тесно расположенных на извилистой линии. То медленно, то скачками форма линии менялась, и можно было понять, что немцы выигрывают, уничтожают взятые в окружение части Красной армии, продвигают свои передатчики вперед.

– Это называется анализ потока сообщений. Инструмент на удивление действенный. Например, в этой анимации мы не имели доступа к текстам немецких сообщений с данной части фронта. И все же, я уверена, мы все увидели, как развивалось сражение, видели, что немцы его выиграли и продвинулись дальше на восток.

Сеть линий стала ярче, географическая карта под ней исчезла, осталась лишь темная стена, расчерченная сложным рисунком светящихся линий.

– Как это относится к теме конференции? Поток сообщений внутри Процесса интенсивней, чем это было во время Второй мировой войны. Однако у нас есть компьютеры, способные его анализировать.

Черный фон посветлел, превратился в светло-серый и приобрел определенную сложность. Та же сеть светящихся линий была теперь наложена на другую географическую основу – человеческий мозг. Старые линии гасли, вспыхивали новые.

– К чему нас это приводит? Вопрос глубокий, он касается сознания и эпистемологии, как указывали некоторые наши коллеги на Монстрконах… простите, Екопермонах. Но я дам простой ответ: ни к чему нас это не приводит. Допустим, чисто теоретически, что мы поставили прослушку на каждый аксон в живом человеческом мозгу и получаем запись каждого импульса каждой нервной клетки.

Картинка приближалась, пока весь экран не заполнила единственная нервная клетка. От нее тянулся главный выходной канал – аксон. К нему мультяшной прищепкой цеплялся провод, ведущий к телетайпу. При каждом импульсе нервной клетки по аксону пробегал свет, и телетайп печатал строчку данных.

Картинка начала уменьшаться, сперва медленно – стало видно, что у каждой нервной клетки в мозгу есть свой провод с прищепкой и свой телетайп, – затем быстро, так что на экране теперь был весь мозг целиком. Под ним в окошке бежали данные со всех телетайпов сразу; цифры мелькали так быстро, что сливались в неразличимую полосу.

– У нас была бы чертова уйма данных. Но узнали бы мы, о чем на самом деле думает мозг? В бешенстве он, грустит или производит арифметические расчеты? Несмотря на определенные успехи распознавания образов в нейросетях, ответа, по сути, нет. Однако мы все равно можем провести анализ потока сообщений и сделать выводы, какого рода действия осуществляются внутри Процесса. Как союзники смогли просеять горы абракадабры и понять, что немцы делают и где, так поток сообщений позволяет выстроить некоторые догадки о том, чем занимается Процесс. Есть разные способы подступиться к этой задаче, Матильда расскажет об одном из них. Она применила некоторые фундаментальные методы математической физики и выявила то, что представляется пространственным мышлением внутри Процесса. Матильда?

Доктор Матильда Наполитано вышла вперед и подождала, когда уляжется шум. Многие участники думали, что ослышались. Пространственное мышление? Даже само слово «мышление» здесь обычно заключалось в кавычки; многие скептики не верили, что активность Процесса имеет к этому отношение. Заговорить о конкретном типе мышления было смелым шагом.

Матильда – сорокапятилетняя, хорошо одетая дама – немного нервничала. По-английски она говорила грамматически безупречно, хотя и с акцентом; половину жизни, до того как получить престижное место в Турине, она провела в больших английских университетах.

– Занимаясь физикой, – начала она, – мы по необходимости имели дело с пространством и временем. Я буду говорить о пространстве. Когда-то мы принимали существование пространства как данность и не слишком задумывались о его структуре. О том, что такое пространство на самом деле. Как оно себя ведет. К появлению Эйнштейна Минковский и Лоренц уже заложили основы для пересмотра фундаментальной природы пространства. Были созданы математические методы, оставалось лишь применить их к проблеме искривления пространства-времени.

Пока она говорила, на экране мелькали портреты Ньютона и других ученых, чертежи с доказательствами Евклидовых теорем, математические формулы и, наконец, лицо Эйнштейна на фоне схематической черной дыры, изгибающей пространство, как подшипник – тонкий кусок резины.

– Я не стану проводить семинар по современной физике, – продолжала Матильда. – Хочу лишь сказать, что теперь у нас есть способы представлять пространство математически. Начиная с идеи настолько простой, что многие из вас даже не сочли бы ее идеей. А именно что каждая точка в пространстве как-то связана с другими по соседству, но тем меньше, чем они дальше.

Она проиллюстрировала это впечатляюще простой картинкой: миллиметровка с черными точками в местах пересечения некоторых линий.

– Если мы упростим до предела и сравним пространство с листом миллиметровой бумаги, то каждая точка будет непосредственно связана с четырьмя соседними к северу, югу, востоку и западу от нее. Чуть дальше угловые точки на северо-востоке, юго-западе и так далее.

Картинка медленно уменьшалась, показывая все больше миллиметровочной вселенной.

– Давайте представим, что некое существо движется по миллиметровой бумаге.

В центральной точке появился мультяшный пингвин.

– Он идет на север, потом на северо-запад, потом некоторое время на восток, и так далее.

Пингвин заковылял по миллиметровке, как Матильда описывала.

– В один момент он здесь, в следующий там, и так далее. Все настолько очевидно, что мы даже об этом не задумываемся. Но что будет, если перемешать точки?

На картинке точки пришли в движение и заняли новые позиции, словно карты в перетасованной колоде.

– Мы зашифровали карту – спутали, какая точка к какой ведет. Катастрофа. Сперва пингвин здесь.

Он возник в верхнем правом углу.

– Потом внезапно телепортируется в случайную, как нам кажется, точку.

Пингвин возник на левом краю листа.

– Потом сюда.

Пингвин перепрыгнул ближе к середине.

– С налету мы не разберемся. Надо собрать данные – выполнить анализ потоков. Когда данных будет достаточно, мы можем увидеть тренды. Мы получим свидетельства, что эта точка и та должны быть очень близко друг к другу – может быть, в непосредственном соседстве, – потому что у них очень много общего. Когда одна возбуждается, другая возбуждается одновременно либо чуть раньше или чуть позже. Тогда мы сможем осмыслить общую картину трафика, как если бы это было трехмерное многообразие. И когда закономерности устойчивы, мы можем быть уверены, что видим нечто реальное.