говорили что-то о колдовстве, о темноте и Безликом. «А вдруг он одержим»? – это сказала мама чужим голосом, похожим на шорох гальки.

Арон закрыл глаза, прислушиваясь к тому темному, что пульсировало внутри живым и горячим сгустком – билось, как второе сердце. Но слишком долго нельзя слушать эту темноту – утащит, если нырнешь слишком глубоко. Пришлось с силой отталкиваться, выбираться к поверхности – к солнцу и голосам.

– Разумеется, Арону не под силу справиться с тем… что бы он там ни увидел… – это уже голос Корня, сухой, тихий.

Арон скривился, разлепил веки, взглянул на Саадара напротив – тот только плечами пожал, мол, я в этих делах ничего не понимаю.

– Что вы предлагаете делать, мастер?.. – спросила мама Гидеона, тот только тряхнул длинными волосами:

– Не знаю, моя госпожа, я ведь всего лишь ученый… Не практик…

– Что же в таком случае говорит ваша наука?..

– Есть темные места, где древние поклонялись своим божествам, силам земли – разным тварям. Иногда люди сходят там с ума, если случайно окажутся рядом…

– Я не сумасшедший! – Арон крикнул так громко, что с конька крыши спорхнул голубь. – У меня с головой все нормально!

– Господин Долмейн, – мамин тон стал ледяным и твердым, – мой сын – в опасности?

Корень только моргнул несколько раз, открыл и закрыл рот.

– Не знаете. Ясно. А мне это очевидно!

– Но… А кто… Если я не…

– Ты думаешь, я позволю? – с маминым голосом тоже было что-то неладно. – По-твоему, это что, увеселительная прогулка?

Арон смотрел на ее профиль – и внутренности выкручивало, даже немного тошнило от страха, от понимания – сейчас точно не пустит. Не позволит. Даже если верит ему. Найдет взрослых, умных колдунов, которые разбираются, которые не такие улитки, как Гидеон!

– Я э-э-э… Я разузнаю у своих… – как-то смято произнес Гидеон. – Что там такое…

– И сколько ждать придется? – спросил Арон, зная, что все эти колдуны одинаковые, только тянут дело да перепроверяют десять раз, не ошиблись ли. Может, тот рыжий, Иттро Чайка – он бы понял, справился.

Гидеон встал из-за стола.

– Сделаю, что смогу.

Но Арон знал: этого мало! На него накатывала вонь из дыры в земле – сгнивших яблок и жженой грязной тряпки, сырой глины и темноты.

– Пообещай мне, что не наделаешь глупостей, не полезешь туда сам! – Мама взяла его за руку, заглянула в лицо.

Ее глаза прожигали насквозь.

– Не полезу, – кисло согласился он, зная, что ни мама, ни Саадар в это не поверили. Да и он сам бы не поверил себе сейчас!

Дворик, пустой и тихий, словно усох, покрылся серым налетом пепла и пыли. Он видел маму рядом – она говорила о чем-то с Гидеоном, видел, как подмигивает ему через стол Саадар – и знал, что все они умрут. Ничего не будет больше – ни дома этого, ни дворика, ни кривого высокого абрикоса. Ни города.

Значит, он разберется сам. Найдет того, кто не будет задавать глупых вопросов, возиться и кого-то ждать – и все растолкует ему!..

* * *

Арон выбрал для похода к Иттро самое лучшее время: ночь, в которую Саадар был в дозоре. Едва дождался!

Он ждал терпеливо, пока мама не заснет, притворялся спящим – но внутри все дрожало, бурлило, закипало. Старался не жмуриться, ровно и спокойно дышать, чтобы мама не заметила, что он нарочно, а в ушах бился барабанный ритм сердца – так громко, что он едва слышал, что делается вокруг.

Он долго считал про себя и три раза досчитал до тысячи, чтобы убедиться, что мама уснула. Только тогда он осторожно выпутался из одеяла, натянул штаны и башмаки. Прислушался, приложив ухо к двери маминой комнаты – из-за дождя не было понятно, спит ли она. Тихо окликнул ее – ему ответил лишь стук капель о подоконник.

Пора.

Маленькие круглые стекла, сквозь которые толком ничего не видно даже в ясный день, заливало водой, вода превращала их в зеркало – и в слабом свете волшебного огня стекла отражали его, Арона – решительного бледного призрака, искаженного и неправильного.

Арон кивнул себе.

Поднял окно – шум дождя стал отчетливее – и осторожно вылез на крышу кухни, да так и остановился там, под дождем, мокнул, не опуская раму, вдыхал кисловатое сухое тепло комнат, где глубоко и спокойно спала мама.

Пора – напомнил он себе еще раз. Рама едва не выскользнула из пальцев, едва не стукнула о подоконник – но Арон как-то исхитрился ее удержать и опустить аккуратно, неслышно, хотя сердце так и лупило о ребра и отдавалось током крови в пальцах. От напряжения свело тело, и ему пришлось разминать руки и ноги, прежде чем прыгнуть на землю с крыши, прямо на скользкие мокрые плитки во дворе – и все равно больно содрать кожу с ладоней.

Путь к нир-Атри Арон разведал еще днем, но в темноте приходилось полагаться только на верно запомненные повороты и надеяться, что ни один из них он не пропустил.

На этот раз никто не гнался за ним – удивительно легко Арон проскочил несколько кварталов и оказался перед глухой кирпичной стеной, перед дверью, над которой горел обыкновенный, вовсе не волшебный фонарь.

Арон немного потоптался перед ней, наконец решился, разом постучал – быстро и громко, пугая собственный страх.

Считал удары сердца до сонного «Кто там?». Готовился произнести речь…

…в двери открылось маленькое окошко, квадратом выплеснулся на мостовую свет, в окошке показались чьи-то глаз и щека. Потом – нос и узкие, недовольно изогнутые губы.

– Чего стучишь, ночь!..

– Мне нужен господин Иттро, – четко, боясь запнуться в чужой речи, произнес Арон.

Снова появился глаз, моргнул на него.

– Аннэйрэ нет, – сказал голос, очень молодой и слегка раздраженный, приглушенный дождем.

– Как – нет?.. – Арон так ясно видел встречу с рыжим, так хорошо представлял, что ему скажет, что ни на миг не усомнился, что рыжий ждет его тут, в своем доме. И вдруг – такая неудача! А может, этот, в окне, попросту ему врет?

– А вот так. Ты что же, думаешь, Верховный маг всегда тут к услугам всяких мальчишек? Давай-давай, вали.

Но Арон стоял, упрямо врастая в булыжники мостовой, зная, что с места не сдвинется, пока не увидит Чайку. Надо же – Верховный маг! Иттро Чайка больше походил на купца или пирата – такой высокий, рыжий и огромный, в пестрой одежде.

Раз так, то уходить нельзя: Верховный маг и подавно должен знать обо всем, что творится на изнанке мира.

– Ничего, я подожду. – Арон попытался рассмотреть, что за человек там, за дверью, но тот только равнодушно сказал:

– Ну жди. Аннэйрэ вернется послезавтра.

И захлопнул окошко.

Фонарь слегка раскачивался от ветра и чадил, дождь все сильнее сек лицо, а в Ароне, чем дольше он стоял, тем вернее созревало решение – такое простое, такое ясное, будто правильный ответ в задачке по арифметике.

Он должен все сделать сам.

22

Гром прошелся по городу волной: пересчитал ребра неровных крыш, каждую трубу, каждый шпиль. Арон глядел на Сорфадос с холма – может, в последний раз. Далеко, в самый океан, вонзилась молния, разветвленная, кривая – и город очертила, черное и белое, как на маминых рисунках.

Город смотрел ему вслед тысячью мигающих желтых глаз – это тысячи глаз Эрме-Ворона вперились в него, провожали его к той дыре.

Арон закрыл глаза. Он отвернулся от города и своей боли и постарался все-таки не плакать, потому что ни с мамой, ни с Саадаром он так и не попрощался.

Земля под ногами дрожала. Арон даже разулся, чтобы чувствовать лучше, и теперь стоял в липкой глине, а грязь приятно просачивалась сквозь пальцы. Теплый дождь промочил насквозь рубашку и штаны. Он хотел впитать этот вечер, и эту землю, и ветер, что вдруг поднялся и задул в его сторону, словно в спину подталкивал: ну же, чего стоишь?.. Но впитал только дождь.

Арон развернулся и побрел в темноту, освещая себе дорогу маленьким огоньком, похожим на тусклую монетку. И они были рядом – все время рядом, заглядывали в него, тянулись бесконечной белесой лентой вдоль каких-то своих, неведомых троп.

Дорогу он не помнил, но знал, куда нужно идти – то место тянуло его, звало к себе.

Он шел долго, пока не заболели ноги, постоянно спотыкался, падал в грязь, но поднимался и шел все дальше и дальше, по выгоревшим от солнца холмам, которые заливало дождем. Внутри все тряслось, дрожало, сердце трепыхалось и подпрыгивало от каждого шага. Если бы он мог повернуться…

Но в спину ему кто-то смотрел пристально и жадно, и дороги назад не было.

Сколько он прошел – Арон не знал, утоптанная тропа под ногами закончилась давно, вокруг плясали столбы огня, гром шел за ним по пятам. В ушах звенело от грохота, глаза слепли от молний.

А потом его резко, сразу накрыло туманом. Мир качнулся вверх, вниз – и пропал.

…Из тумана Арон вынырнул рывком. И совсем в другом месте – ни моря, ни города не видно. Его как будто прожевали и выплюнули на землю – Арон лежал, скрючившись от боли, сжавшись в комок. В голову словно воткнулся огненный штырь. Он вращался, протыкая глаз, и огонь наливался внутри. Арон лежал на мокрой земле в какой-то луже и не мог шевельнуться. Мог только хрипеть, кусая руки.

Боль хотела присвоить его, она была сама по себе, она была им, она была миром вокруг.