— Ах да, носитель Урсиэли. Да, конечно, — он посмотрел мимо меня, на дом. — Ваши друзья еще не начали шептаться у вас за спиной?

Будь я проклят, если не начали, хотя я не имел ни малейшего представления, почему. На всякий случай я изобразил на лице маску игрока в покер.

— С чего это?

— Попробуйте представить события в Аквариуме с их точки зрения. Они входят в здание вместе с вами — и еще с тем, кого они сами ни за что бы с собой не взяли — но вы настояли на том, чтобы с вами пошел полицейский офицер. В результате вы уходите для приватного разговора, при котором присутствуют — по их мнению — только вы, я и сторожевой пес Архива. Потом активируется символ, и все, что они слышат — это шум чудовищного конфликта. Так быстро, как только позволяют обстоятельства, они спешат к месту событий и обнаруживают моих людей, вытаскивающих вас из воды — с целью отобрать монету лежащую у вас в кармане, но ваши друзья-то этого не знают. Выясняется, что Архив исчез, ее телохранитель убит или ранен, а вам оказывали несомненную помощь мои люди.

— И они так и не видели того, что произошло на самом деле, — продолжал Никодимус. — С точки зрения подозрительного рассудка все это выглядит, по меньшей мере, неоднозначно.

Я кашлянул.

— Не уверен.

— Правда? — удивился Никодимус. — Даже когда вы собираетесь предложить вернуть мне монеты, захваченные в Аквариуме? Одиннадцать монет, Дрезден. Стоит мне получить их, и все, чем ваши люди занимались последние несколько дней, окажется лишенным смысла. Я верну себе свою силу… нет, стану сильнее, позаимствовав могущество Архива. Не так уж сложно сделать из всего этого вывод, что вы получили идеальную возможность предать их в критический момент — каковой и наступил.

Я… я не думал об этом в таком ракурсе.

— «Что, если он все-таки попал под влияние этой ее тени?» — вот как они думают. «Что, если он не полностью свободен в своих решениях?» — вот как они думают. Предательство — оружие, на порядок мощнее магии, Дрезден. У меня за плечами два тысячелетия практики по этой части, и вашим друзьям-рыцарям это известно.

Внезапно мне сделалось гораздо более ясным поведение Майкла, и тушеное мясо сразу же попросилось обратно. Я пытался сохранить маску игрока в покер, но получалось это у меня неважно.

— Ого, — сказал Никодимус, округлив глаза. — После стольких лет необоснованных подозрений и враждебности со стороны вашего же собственного Совета осознать это, должно быть, особенно болезненно, — он ухмыльнулся, покосившись сначала на Мыша, потом на меня. — Это разбивает ваше сердце.

Мыш прижался плечом к моей ноге, свирепо рыкнул на Никодимуса и сделал шаг вперед.

Никодимус не обратил на него ни малейшего внимания, глядя только на меня.

— Соблазнительное предложение, — произнес он. — Обменять монеты на Архив? Предоставить мне возможность уйти со всеми сокровищами из сейфа? Такое трудно оставить без внимания. Отменно проделано.

— Ну? — спросил я. — Где вы хотите осуществить обмен?

Он покачал головой.

— Обмена не будет, — тихо произнес он. — Это эндшпиль, Дрезден, пусть даже вы и ваши друзья не можете смириться с этим. Как только я получил Архив, все остальное перестало иметь особое значение. Конечно, потеря монет причиняет некоторые неудобства, но я могу без них обойтись. От Намшиила Колючего в его нынешнем состоянии немного толка, и я трудился последние две тысячи лет не для того, чтобы в последнюю секунду поставить все на карту. Сделки не будет.

Я поперхнулся.

— Тогда зачем вы здесь?

— Чтобы дать вам шанс передумать, — ответил Никодимус. — Мне кажется, мы с вами не так сильно отличаемся друг от друга. Мы оба личности волевые. Оба живем ради идеалов, а не материальной выгоды. Оба готовы пожертвовать собой ради достижения своей цели.

— Возможно, нам стоило бы и одеваться похоже?

Он развел руками.

— Я мог бы стать союзником, более эффективным и опасным, чем любой из тех, что у вас есть сегодня. Я хотел бы найти точки соприкосновения наших с вами интересов — как знать, может, часть ваших целей станет и моими. Я могу предложить вам поддержку, превышающую все, что когда-либо делал для вас ваш Совет. Конечно, материальная выгода от подобного партнерства — вещь второстепенная, но разве вам не хотелось бы жить каком-нибудь другом месте, а не в вашем сыром подвале? Разве вам не надоело, возвращаясь домой, мыться под холодным душем, питаться дешевой едой, спать в одиночестве?

Я молча смотрел на него.

— В мире столько работы для вас, Дрезден — и далеко не вся она будет для вас отвратительна. Честно говоря, я вполне могу представить себе, что значительная часть ее будет абсолютно соответствовать вашим понятиям добра и зла.

К черту маску. Я осклабился.

— Ну, например?

— Например, Красная Коллегия, — сказал Никодимус. — Их много, они хорошо организованы, они представляют собой угрозу моим планам, смертельную опасность для человечества — и они совершенно омерзительны эстетически. Это паразиты, которые неудобны с сиюминутной точки зрения, опасны с тактических позиций и смертельно опасны в стратегическом разрезе. Рано или поздно их в любом случае придется уничтожить. Я не испытываю ни малейших сомнений, предлагая вам свою помощь в этом вопросе, а вместе с вами — и Белому Совету.

— То есть, хотите устранить Красную Коллегию руками Совета, не замарав своих? — поинтересовался я.

— Можно подумать, вы ни разу не служили орудием в их руках.

— Для того, чтобы оказаться орудием, Совету не нужна моя помощь, — буркнул я.

— И все же отказ будет противоречить вашим понятиям о справедливости, требующим отмщения. Особенно с учетом того, что они сделали со Сьюзен Родригез, — он склонил голову набок. — Ведь ей еще можно помочь, вы знаете? Если кому-то и известны способы избавить ее от последствий общения с вампирами, так это Падшим.

— Почему бы вам сразу не предложить мне плавучих замков и мира во всем мире, если это в ваших силах, Ник?

Он развел руками.

— Я всего лишь констатирую открывающиеся перед вами возможности. Однако одно совершенно очевидно: у нас с вами множество общих врагов. Я хочу помочь вам сражаться с ними.

— Позвольте мне уточнить, — произнес я. — Вы говорите мне, что хотите, чтобы я работал с вами, и что я при этом останусь одним из хороших парней. Так?

— Добро и зло — понятия относительные. Вы и сами это уже знаете. Однако я никогда не предложу вам действовать против вашей совести. Мне нет необходимости поступать так, чтобы использовать ваши способности. Просто прикиньте, скольким людям вы сможете помочь, обладая силой, которую я вам предлагаю.

— Угу. Похоже, вы просто настоящий филантроп.

— Я уже сказал, я хочу работать с вами, и говорю это совершенно искренне, — он встретился со мной взглядом. — Загляните мне в душу, Дрезден. Сами увидите.