И тем не менее дело пошло. Реформы Гайдара возродили ключевые институты рыночной экономики — свободные цены, частную собственность, свободную торговлю. Эти институты сами по себе стали порождать новые нормы поведения. Становление других институтов требует гораздо больше времени.

Верно, что начавшаяся эра первоначального накопления в условиях ослабления государства, неизбежного в период революции, породила колоссальную преступность, коррупцию, беззаконие, казавшиеся концом всего, ставшие источником безмерного разочарования для тех, кто мыслил категориями политико-экономического романтизма. Но вообще-то совсем нетрудно было догадаться, что раб, получивший свободу, еще не свободный человек; что вся это грязь и пена вовсе не случайность, а неизбежная плата за безмерную терпимость общества к тоталитаризму и произволу.

Теперь, по прошествии пятнадцати лет, для истории срока ничтожного, мы видим, что многое изменилось к лучшему. Сложились важные политические и экономические институты. Укрепилось государство. Лучше собираются налоги. Мы пережили кризис 1998 года, который неожиданно обернулся оживлением экономики. И при этом, пусть медленно, продолжаются либеральные реформы в экономике, хотя в 1999 году казалось, что мы вползаем в полосу полуреставрации. И сейчас многие видят ее угрозу. Но давайте смотреть на вещи реально: происходит или нет процесс утверждения в обществе новых продуктивных ценностей?

Можно занять такую позицию: нет и все. Власть мне не нравится. Путин не желает прекращать войну в Чечне и теперь ущемляет свободу слова. Ничего хорошего нет. Либо бороться, либо вешаться.

Но это неумная позиция. Скажу точнее: кто-то в обществе должен придерживаться такой позиции, чтобы были обозначены крайние альтернативы на политической сцене. Это роли в политическом театре, без которых пьеса теряет остроту интриги. И спасибо тем, кто берет их исполнение на себя

Но если мы не актеры, а зрители в этом театре, то надо принимать условности театральных эффектов и составить для себя более адекватное представление о действительности. А тогда придется признать: процесс утверждения новых продуктивных ценностей происходит, и причем довольно быстро относительно того, с чего все начиналось и чего можно было ожидать при тех естественных темпах изменений в институтах и культуре, которые наблюдались в других странах и в других условиях.

В то же время этот процесс идет очень медленно относительно тех вызовов, с которыми сталкивается страна, тех задач, которые она должна решать, чтобы преодолеть отставание и войти в семью свободных процветающих наций.

В итоге в российском обществе сегодня сосуществуют и борются три ряда институтов и ценностей, три разные культуры: старорусская, которая стремится возродиться; советская, которая стремится сохранить позиции, воспользовавшись недовольством, протестными настроениями большинства людей, порожденными тяготами реформ; и новая демократическая. Последняя вначале опиралась на массовую базу движения против коммунизма и тоталитаризма. Но теперь эта база съежилась, поскольку реформаторов и демократов считают виновными в связанных с реформами кризисах (экономическим и социальным), со снижением уровня жизни. Новая демократическая культура еще не доминирует. Однако развитие рыночной экономики, предпринимательства, новых общественных отношений постоянно содействует ее укреплению и распространению.

Интересно, что три эти культуры находят адекватное отражение в расстановке политических сил, в голосованиях избирателей. Но не только: они сосуществуют в наших душах, в разных пропорциях у каждого. Ясно, что их столкновение во многом определяет и те проблемы, которые стоят в повестке дня развития страны.

Теперь, не драматизируя ситуацию и не впадая в благодушие, попытаемся оценить те главные вызовы, с которыми мы сталкиваемся сегодня, в итоге всех потрясений, которые пережила страна на протяжении последних пятнадцати лет.

Мы в новой реальности: политическая стабилизация и экономический рост сменили эпоху революции и повторяющихся один за другим кризисов. Реформы в основном достигли цели, но, как и всякие реформы, они лишь предпосылка подъема и развития, но не их замена. Мы получили билет на участие в мировой гонке, но не гарантии призового места. Это другая, принципиально новая задача. И в ее решении мы будем сталкиваться со следующими вызовами:

• бедность;

• глобализация;

• модернизация;

• авторитаризм;

• изменения институтов и культуры.

Прежде чем перейти к обсуждению, хочу напомнить известный тезис Арнольда Тойнби: вызов есть стимул развития; ответ на вызов либо по силам данной цивилизации, и тогда она делает шаг вперед; либо она неспособна дать адекватный ответ — и тогда приходит в упадок.

Бедность в России сегодня имеет непомерные масштабы. Значительная доля граждан живут на доходы объемом ниже прожиточного минимума, не имеют доступа к благам современной цивилизации и поэтому не имеют потенциала развития. Из-за этого уменьшается и потенциал развития страны, скрытый в людях, которые могли бы внести свой вклад, но не внесут, потому что их способности останутся втуне.

Более того, разрыв между бедностью и богатством, если он превышает допустимые пределы (для нас это 8–10-кратная разница между доходами 10 % самых богатых и 10 % самых бедных), становится источником социальных конфликтов, постоянного напряжения, отнимающего силы общества, противостояния власти и общества.

Речь идет не о каких-то социальных гарантиях и льготах, но о таком порядке, который позволил бы большинству граждан зарабатывать на достойную жизнь. Без этого демократия останется мечтой и иллюзией.

Ответ простой: подъем экономики.

Глобализация. Вызов этот состоит в том, что весь мир открыт и большинство стран, во всяком случае развитых, обладают своим местом на его рынках, в международном разделении труда. Мы были долгое время закрыты, и когда пришли в открытый мир, то обнаружили: рынки поделены, а то, что мы умеем делать, зачастую не нужно даже нам самим, так как уступает товарам конкурентов по качеству, дизайну и т. п. При этом процесс глобализации, состоящий во все большем открытии рынков потокам товаров, услуг и капитала, угрожает нам оттеснением на позиции сырьевого придатка развитых стран. Уже сейчас мы в основном играем эту роль. Научиться делать конкурентоспособные изделия с высокой долей добавленной стоимости, не считая вооружений, — значит преодолеть в себе нечто исконное, почти непременный элемент национальной самоидентификации, комплекс извечной отсталости: мы не такие организованные и меркантильные, но зато у нас широкая душа.

Некоторым этот вызов кажется непреодолимым, и они призывают смириться и закрыться, раз Россия не Америка и никогда ею не будет. В том то и опасность: закрыться — значит не ответить на вызов и обречь страну на отсталость и упадок. И на бедность.

А ответ понятен: напряженная работа по завоеванию рынков, особенно производство новых конкурентоспособных продуктов, в том числе интеллектуальных, открытость и свобода большие, чем у других, и, как следствие, подъем экономики.