– Ичи сама хотела участвовать в шоу, – отрывисто прокричала Юми. – Мы с ней долго репетировали финальный номер.

– Не время вмешиваться, – я не позволил Лизе открыть дверь гримерки и увел ее вместе с огорченным донельзя Мираи из заведения Джаника Саркисова.

Ночью в доме Камири было шумно. В два часа к нам во дворец прибежала заплаканная Ичи и попросила предоставить ей политическое убежище.

– Родители сказали, что я запятнала честь семьи, – девушка присела на банкетку в чайной комнате, декорированной бамбуковыми стенными панелями, где я и Лиза коротали тревожное время вместе с Даппо, Мираи и Кампаем за бесконечным чаепитием. – Еще они сказали, что не хотят меня больше видеть. Я стала самостоятельной, а значит, не нуждаюсь в них. Мое фото висит на сайте городской газеты в рубрике “Светская хроника”.

– Поживешь пока у нас… Скоро все утрясется, – Лиза предложила подруге крышу над головой.

Кампай по-своему поддержал убитую горем девушку. Пес подошел к ней, забавно вращая хвостом, и уткнулся слюнявой мордой в подол ее домашней серенькой юбки.

Мираи встал с банкетки у квадратного низкого столика, возбужденно сверкая порозовевшими от усталости белками узких глаз, но и шага не сделал вперед.

– Самый могучий вулкан не извергается вечно. Пошумит, побалует, ошпарит крутые склоны, посыплет леса, города и деревни сернистым пеплом и надолго уснет, – притчей сказал Даппо, не переставая невозмутимо разливать чай. – У тебя, Воробышек, я думаю, была веская причина. Ради наживы или сомнительной популярности ты не решилась бы попрать наши добрые традиции, не опозорила бы семью.

– Вы, как всегда правы, мудрый Сэнсэй, – глубоко вздохнула Ичи.

– Знаю, что на уме у тебя, что питает твой водопад слез… Знаю также, что этому парню житья не дает, отчего совесть каждую минуту побивает его палками… Ребятки, им двоим надо побыть наедине, – Даппо соединил широким жестом Ичи и Мираи. – И о многом поговорить.

Из дворца мне был слышен неловкий разговор спрятавшихся в кустах черно-бурого лиса и рыжей лисички.

– Ты выступала в стрип-шоу из-за меня? – осознание вины мешало Мираи говорить четко и быстро.

– Я хотела тебе понравиться, – промямлила Ичи, глотая окончания слов.

– Почему именно так?.. Да… Как я мог не понять? – Мираи заметался.

– Ты любишь Юми. Она главная героиня твоих комиксов. Я вижу, как ты на нее смотришь. Меня на ее фоне, я все понимаю, трудно заметить. Вот и решила стать хоть немного похожей на нее, чтобы ты обратил на меня внимание.

– Юми все любят. Весь город ей восхищается. Но ты, Воробышек, совсем другая, и это неплохо. Я никогда не рискнул бы жениться на Юми. Именно потому, что ее внимание всегда будет принадлежать поклонникам. Такой она выбрала стиль жизни. А твоя красота должна быть не городским достоянием, а гордостью одного человека – того, кому принадлежит твое сердце.

– Скажи честно, Мираи, я тебе нравлюсь?

– Я люблю тебя, Ичи, не только как друга. Пообещай, что не будешь больше выступать в шоу Гейши.

– Обещаю.

Влюбленные нежно обнялись мягкими лапками и соединили пушистые хвосты. В таком положении их и застала прибежавшая к нам в сумасшедшей спешке и человеческом облике Юми.

– Дырявый Джо пообещал удвоить гонорар за шоу, если в следующий раз посетителей будут развлекать две Гейши. Все вышло клево! Ты понравилась большому боссу, – Юми встряхнула подругу за холку, разбив ее объятия с любимым.

– Передай Джанику, что Ичи выходит из игры, – Мираи охладил ее пыл.

– Она сама должна решить, – Юми не хотелось отпускать прибыльную компаньонку. – Подружка, ты на пороге великой славы.

– Мне не нужна такая слава, – Ичи сорвалась с крючка.

– Говоришь, как мой чешуйчатый брат, – Юми поправила спицы в пучке. – Что ж, дело твое. По мне так даже лучше. В городе останется единственная и неповторимая Гейша. Пока я буду греться в лучах славы, ты продолжай прятаться за чужой спиной. Живи по указке родителей, как маленькая девочка.

– Я буду жить, как мне нравится, – Ичи прогнала искусительницу, словно назойливую осу.

– Видишь, настоящая любовь существует, – шепнула мне Лиза.

– В юные годы людьми правят различные заблуждения, – я притворился, что меня не тронул ее намек.

День спустя Лиза собралась отправиться на малую родину по учебным и деловым причинам. Мы с ней успели посетить благотворительный концерт симфонического оркестра под руководством прославленного дирижера Филимона Бердыева.

– Спорим, я усну до конца первой симфонии, – обняв мою руку, Лиза положила голову на мое плечо.

– Приятных снов, лапушка, – я нежно пригладил ее мягкие волосы.

– Наслаждайся любимой музыкой, – Лиза шутливо зевнула.

Елена Варвянская, моя соседка слева по партеру Филармонического зала Дворца Культуры, отодвинулась как можно дальше. Скривив губы, она потрогала изнутри языком припухшую щеку. Не знавшие о юбилейном побоище ценители классической музыки могли предположить, что опухоль возникла от воспаления зуба, а не является признаком проигрыша депутату Ирине Макарониной.

– Извините великодушно за беспокойство, господин полицмейстер, – я повернулся к поднявшемуся с кресла за моей спиной Виктору Свербилкину, сбрившему начисто усы. – Думается, вы собрались побеседовать с достопочтенным Главой. Окажите любезность, передайте Валерию Денисовичу мой низкий поклон.

– Я передам Валере большой привет от ручного вампира хозяйки мясокомбината, – полковника стесняла моя просьба.

– От Тихона Игнатьевича Таранского… князя, – уточнил я. – Заранее благодарю.

– Тиша! Я тебя просила говорить по-современному, – шикнула Лиза.

– Почто мне истязать язык и понапрасну мозолить умные мозги, ежели городской знати известен мой почтенный возраст? – с улыбкой возразил я. – Меня пора бы объявить ветераном.

– На концерт купили билеты посторонние горожане, – Лиза сделалась строже Варвянской. – Лучше помолчи, Тишуля. Напрасно, что ли, я тебя час автозагаром красила?

Зрители нетерпеливо ждали приветственной речи маэстро, но именитому дирижеру не хватило времени сказать и “Здравствуй, Волочаровск!” Восемь минут, засеченных по швейцарским часам, выступал городничий. Еще пятнадцать минут начальник управления по делам молодежи Ростислав Максимович Смазун обнимал заслуженную учительницу музыки Лениниаду Львовну Перекопкину, привезенную на концерт из дома престарелых.

В свои шестьдесят два года Ростислав Смазун одевался по молодежному, считая, что подтянутая фигура многое позволяет. На публичные мероприятия он частенько приходил в тертых джинсах и ярком свитере в тонкую полоску или с огромной снежинкой во всю грудь, а в жаркую погоду мог надеть майку с надписью: “Люблю мороженое” и оранжевые штанишки до колен.