– Чтоб он сдох, ублюдок! – она с силой швырнула в железную урну пластиковую бутылку с вязкой жидкостью. – Подавился и загнулся на месте!

– Кто обидел мою лапушку? – я пришел посмотреть, что случилось.

– Какой-то урод отпил йогурт, а я, дура, не проверила крышку… Задушила бы его своими руками, чтобы неповадно было воровать.

– И ты еще просишь тебя обратить. Будь ты вампиршей и, допустим, тебе бы попала в руки начатая бутылка дорогой минеральной воды. Ты бы выследила и убила неразумного бедолагу из-за смешного пустяка.

– Тиша… Я не того… Я так ляпнула сгоряча. Не включая голову. Я никого не хотела убивать.

– Правильно. Голова бы у тебя включилась после убийства. Представь, что ты ехала по дороге и тебя лихач подрезал? Вышла бы одна из тех страшных историй, которые рассказывают в хронике происшествий. В вампирской жизни особенность питания – не главная проблема. Удержать над собой контроль в острых ситуациях гораздо труднее, чем раздобыть еду.

– Но тебе удалось не дать сдачи Сенечке на званом ужине.

– Я долго учился. Много лет жил вдали от людей. Ты так не сможешь. Я знаю. Никогда больше не проси меня об обращении.

– А если я научусь не злиться? – Лиза считала, что рано или поздно своего добьется.

– Разговор окончен. Начнешь его снова, и я навсегда от тебя уйду. Покину Волочаровск. Мне не привыкать к смене места жительства, – я применил самое грозное оружие.

– Рот на замок, – Лиза брезгливо вымыла руки и задвинула ногой кухонную секцию с урной под мойку.

“Никуда ты не денешься, – прочел я в ее беспокойно мерцающем взгляде. – Обратишь как миленький”.

Я бы мог рассказать Лизе, что ее дед был вампиром. Обрадовать ее, что она долго не состарится и проживет больше сотни лет, а может, она и вовсе бессмертна, как напророчила Шенигла. Но мое откровение стало бы равносильно ее обращению. Узнав о том, что она должна обладать сверхчеловеческой силой, Лиза нашла бы в себе эту силу и научилась использовать. Тогда бы ее обидчикам несдобровать. Да, пусть лучше моя вспыльчивая возлюбленная считает себя слабой и беззащитной.

Поторопить Лизу пришли Ичи и Мираи.

– Все собрала? – Ичи похлопала по туго набитому чемодану на колесиках. – Готова ехать с нами?

Лиза надела черное кожаное пальто и натянула полусапоги, подставляя вместо обувной ложки указательный палец. Она сторонилась меня и всем видом выражала жуткое недовольство.

– Мы с Мио отправляемся в наше первое романтическое путешествие, – радостная Ичи нечаянно сыпанула соли на раны подруги. – Я так счастлива!

– Отпустишь нас погулять по Питеру, съездить на экскурсии? – спросил Мираи.

– Да пожалуйста! – с ноткой пренебрежения разрешила Лиза.

– Хочу покататься на катере по городским каналам, – Ичи закатила глаза, погрузившись в мечтания.

– Сати с нами? – Лиза напомнила мне о своем предыдущем фаворите в надежде, что я приревную.

– С нами летит Сэнсэй, – разочаровал ее Мираи. – Он будет помогать тебе на переговорах. Сатибо остается, чтобы добить страховщиков.

– Пускай добивает… Напомните мне завтра, друзья, позвонить ему часиков в десять утра и поторопить, чтобы он закончил к моему возвращению реставрацию страшной мозаики в старой гостиной. Меня достало, что туда нельзя ходить из-за токсичного клея, – Лизу не радовало путешествие с Даппо. Нравоучения Сэнсэя затрагивали и сферу ее личной жизни. – После Питера мы слетаем в Москву. Надо будет заглянуть в Министерство. А вы сможете погулять в центре города. Сделаете селфи под новогодней елкой. Обе столицы шикарно украсили. Поставили искусственные ели на площадях. Там сейчас красиво. Снег… – Лиза обвязала воротник пальто легким шарфом для красоты, а не для тепла. – А здесь снег бывает?

– В новогоднюю ночь эльфы наколдуют легкую пургу, – ответила Ичи. – Мэр каждый год отправляет им заявку на снегопад. Ты бы видела, как радуются малыши новогоднему снегу! Катаются с гор, лепят снежки. Спорткомитет проводит традиционный забег волков-оборотней с детьми в санках. Лисы слишком малы для катаний. А Сатибо слишком большой, и считается, что полет на его спине может быть опасен.

– Ичи! Прошу, не напоминай мне о детях, – выходя за порог, Лиза оглянулась на меня. – Это больной вопрос.

Я понимал, что в пути друзья начнут подстрекать Лизу расстаться со мной. Ну и пусть говорят. Меня не задевали их секретничания. Я сам втайне думал о том же, о чем юные оборотни предупреждали госпожу.

Наша совместная жизнь с Лизой становилась все более опасной для меня – тем, что все меньше хотелось с ней расставаться. Мысль о том, что рано или поздно наши пути разойдутся, как-то исподтишка пугала, словно выскочивший из-за угла размалеванный клоун.

Хуже того – мне стали сниться кошмары. В них мы с Лизаветой сидели в саду, почитывая “Волочаровский Вестник”, и восхищались статьями Егора Ветрова. Наш слуга самурай (не Сатибо) ставил на беленый стол бамбуковый поднос с кувшином бараньей крови и шоколадно-кокосовыми батончиками. Вокруг бегали веселые малыши и лохматые собаки. Вдали паслись лошади…

Вы удивитесь, почему Тихон Игнатьевич называет кошмаром приятную глазу картину? Отвечу – похожие идиллические картины мне часто представлялись, и никогда не сбывались. Давно я зарекся мечтать о семейном счастье, а назойливые мечты так и лезли в голову супротив моей воли.

То ли сказывалась на мне хваленая “особая власть над вампирами”, то ли я в самом деле влюбился в Лизу как юнец бестолковый… В ней то вспыхивала дикая страсть сродни оборотнической, то ее накрывала с головой нерешительность столичной интеллигентки.

Лизавета вся состояла из удивительных противоречий. То внезапный свет моих глаз в полумраке ее пугал, то она сама трогала пальцами мои вылезшие от перевозбуждения клыки и просила ее укусить. А могла резко шагнуть ко мне после романтического ужина при свечах и лизнуть мои окровавленные губы.

Порой заставляла меня всерьез бояться за нее. Съежится, сидя на подушке в изголовье кровати, и шепчет по слогам сумасшедшим голосом, глядя в темный экран айфона: “Все ме-ня ки-ну-ли… Вся тупая ад-ми-нист-рация… Я им бла-го-устройство за-ба-ба-ха-ла с хвой-ными круп-но-ме-рами на пол-лимона, а они… свинорылые ублюдки… в лом позвонить…” Тогда я подползал осторожненько к ней, слизывал с ее щеки невольную слезинку и шептал на ушко: “Не горюй, душечка… Т-с-с, – тут я прижимал палец к ее губам, стараясь не выпустить когти. – Бранные слова не идут к твоему хорошенькому личику. Куда они денутся, эти ненасытные хапуги, эти жадные жабы-душители? Плюнь ты на них, как на черную кошку поперек дороги… Не звони по десять раз. Сами объявятся”.

– Да! Плевать на чиновников, Тиша! – Лиза будто сбрасывала оковы тяжелого злого заклятья. – Даже если у меня совсем не останется друзей, я все переживу, только бы ты всегда был рядом.

Молча я обнимал ее. А что мне было говорить? Я не знал, сколько лет смогу прожить в неволе. Коротая время за выученными наизусть книжками в ожидании возвращения Лизы с работы, я чувствовал, как жизнь во всей своей безобразной полноте проплывает мимо.