в небо. Серые тучи потемнели, предвещая скорую грозу. – Конгресс Тёмных был фактически распущен перед прошлой войной. Сейчас, казалось бы, он не нужен. Мир продолжается без него. Не сломано – не чини, как мы любим говорить… но почему-то ноги ведут меня именно сюда. И не в первый раз.

– Ты скучаешь по Элен? – тихо спросила Таисса.

– И это тоже. Но главным образом…

Отец помолчал. Таисса молча ждала и слушала ветер.

– У меня есть ощущение, что придётся чинить, – наконец сказал Эйвен Пирс. – Светлые не имеют ни лидера, ни сенаторов: их заменил Совет, и он оказался куда эффективнее, чем всё, что делали мы. Эта их сила не будет лежать в покое. Я не знаю, грядёт ли война, но нас определённо ждут перемены.

Таисса невольно вздрогнула при слове «война». Лицо отца было отрешённым в своей задумчивости, и Таисса поймала себя на мысли, что ему совсем немного лет – и ещё очень далеко до сорока. И сейчас отец держит на своих плечах столько же, сколько опустевшие залы Конгресса.

– Что именно придётся чинить? Это здание?

Эйвен Пирс улыбнулся.

– Не так буквально, Таис. Но придётся что-то строить заново, и я не понимаю что. Впрочем, в каком-то смысле стройка идёт всё время, – знакомая ирония скользнула в его тоне. – Можно лишь остановиться, присесть и осмотреть окрестности. Что мы, кстати, и делаем.

– Пока с неба не прилетело рухнувшим кирпичом? – Таисса указала на подозрительно растрескавшуюся кладку над колоннадой.

Рука отца легла ей на плечо.

– Возможно, строить придётся тебе. Война забирает жизни, Таис. Я хочу сберечь твою.

– Ты…

– Когда-нибудь ты вернёшься сюда взрослой. Возможно, даже в достаточно хорошую погоду для того, чтобы поесть мороженого.

– Скорее всего, тут уже будет парк аттракционов.

Эйвен Пирс покачал головой.

– Здесь будет наша память. Здесь остаётся наша память. Память – и выбор, который мы делаем. Выбор, который, возможно, придётся делать тебе.

Он говорил ей что-то очень серьёзное. Таисса нахмурилась, глядя на него.

– О чём ты?

– Власть бывает очень разной, но главным образом это выбор. Выбор, который мне приходится делать каждый день. – Ещё одна лёгкая улыбка. – Иногда даже до завтрака.

Таисса хмыкнула. Это было ей знакомо. Отец оказывался на ногах так рано, словно не ложился вовсе.

– А любой выбор, – произнёс Эйвен Пирс, – это жертва. Каждый вечер перед сном я спрашиваю себя: чем я жертвую и зачем? И выиграет ли мир больше, чем проиграет от моей жертвы?

– В любой непонятной ситуации жертвуй собой? – уточнила Таисса.

– В любой непонятной ситуации думай о тех, кто тебе дорог, – мягко произнёс отец. – Что сказала бы моя мать на моём месте? Что сказала бы ты? И не стоит ли, – его взгляд упал на здание Конгресса, – разделить эту ношу с остальными? Это не всегда правильно: когда идёт война, решения приходится принимать мгновенно. Но когда есть возможность строить наравне с другими, появляется время, чтобы позавтракать.

– Иногда даже оладьями, – отозвалась Таисса серьёзно.

Её отец смотрел на здание Конгресса как на старого друга. На такого же Тёмного, который пережил не меньше и пожертвовал не меньшим, чем Эйвен Пирс. Таисса задумалась. Каким бы был мир, если бы отец взял на себя куда меньшую ношу? Если бы судьба Тёмных не зависела от того, кто стоит у них во главе? И не думал ли об этом в эту самую секунду он сам?

– Возможно, тебе никогда не придётся сюда возвращаться, – негромко сказал Эйвен Пирс. – Но если ты вновь окажешься на этих ступенях, помни, что я в тебя верю.

Он в неё верит. Верит настолько, что… что даже страшно описать.

– А потом? Если я окажусь здесь?

– Поступай по-своему, – просто сказал Эйвен Пирс. – Делай выбор. Решай, что приобрести и чем пожертвовать. Просто помни одну вещь.

Его ладони сжались на её плечах, сильные, тёплые и надёжные.

– Мир с тобой лучше, чем мир без тебя, Таис. Какой бы ни была жертва.

26.1

Таисса глубоко вздохнула, выныривая из воспоминания в темноту.

– Мир без тебя, – прошептала Таисса.

Мир без её отца. Возможно, она живёт в этом мире уже сейчас.

Темнота саркофага прорастала в неё, зеркальный пол зала остался лишь в памяти, Таисса ощущала себя в видении, но осознавала себя полностью. Серебряная нить Стража дышала в ней, и Таиссе больше не грозило барахтаться в кошмарах по воле собственного подсознания. И теперь, когда она нашла поддержку в давних словах отца, Таисса наконец нашла в себе силы, чтобы услышать голос того, кто был ей нужен.

Таисса сосредоточилась, вспоминая чувство, когда она подбирала путь к своим спутникам, заплутавшим в кошмаре, насланном Ваади. И глубоко вздохнула, расслабляясь и одновременно концентрируя сознание на перстне Вернона, покалывающем её руку.

Она найдёт его. Найдёт.

– Александр, – произнесла она негромко.

В ней крепла уверенность, что Александр откликнется. Его звала её связь со Стражем, невидимый серебряный туман в её руках, временная власть, которую Таисса потеряет, когда Принц Пустоты наконец перестанет быть Верноном.

…Или не потеряет, если всё сбудется.

У неё очень мало времени. И она должна сделать то, что должно.

– Александр, – повторила Таисса шёпотом. – Александр.

– Я слышу тебя, девочка.

Тьма рассеялась.

Таисса моргнула, оглядывая свой новообретённый строгий костюм. Но ещё сильнее её изумило, где она оказалась.

Её занесло в один из многочисленных кабинетов в здании Конгресса. Книжный шкаф в половину стены, тяжёлый письменный стол, три высоких кожаных кресла и узкие декоративные шторы над замкнутыми жалюзи.

26.2

Её занесло в один из многочисленных кабинетов в здании Конгресса. Книжный шкаф в половину стены, тяжёлый письменный стол, три высоких кожаных кресла и узкие декоративные шторы над замкнутыми жалюзи.

А в кресле сенатора, разумеется, сидел не кто иной, как Александр.

– Я тебя нашла, – произнесла Таисса севшим голосом. – Это точно ты? Не видение?

– Будь я видением, я сказал бы, что рад тебя видеть, – сухо сказал её дед. – Но поскольку это я, я выражу своё неудовольствие тем, что мы всё ещё здесь. Ты не использовала свою так называемую силу Стража, чтобы вытащить нас отсюда. Я разочарован.

Тут он