Темнокожие сироты также изучали грамматику, арифметику, географию и историю. В последней равное внимание уделялось древности и биографии президента Линкольна.

Хотя все это, похоже, было интересно только Конни: остальные мальчишки откровенно скучали, грызли перья, запускали пальцы в чернила, тайком показывали товарищам языки или пинали друг друга под столом.

Он же легко и красиво выводил буквы, без малейших затруднений вел счет, увлеченно слушал рассказ об аргонавтах. Мальчик заслужил похвалы всех сестер, а одна из них даже легонько дотронулась до остриженной головы.

То были блаженные часы — еще и потому, что во время уроков ему не могли досаждать мальчишки.

Возмездие пришло после того, как был съеден сытный и вкусный обед — курица с рисом и подливкой, печенье и ежевичный сок.

Во дворе на Коннора налетели со всех сторон: он слышал злые голоса, видел плюющиеся рты, чувствовал цепкие жестокие руки.

— Откуда ты взялся, дрессированная обезьяна?

— Тебе здесь нечего делать!

— Слишком чистенький — пора искупаться в грязи!

Конни в ужасе закрыл руками голову, а потом появилась монахиня, и обидчики разбежались.

Вскоре к мальчику подошла Розмари. К его удивлению, ей понравилось в приюте. Старшие девочки сразу взялись опекать Розмари, а одна из младших даже подарила ей свою куклу. Никто не смеялся над ней и никто не дразнил.

Немного пощебетав с названным братом, Розмари убежала играть с новыми подругами, и Конни остался один.

Стоя в углу возле глухой стены, где пахло мочой, он размышлял над случившимся. Возможно, думал он, девочки не так злы и жестоки, как мальчики? А после понял, что дело не в этом. Розмари была такой же черной, как большинство этих детей. А он — нет.

Обрывки разговоров, которые он слышал вокруг, убивали в нем надежду подружиться с кем-либо из воспитанников. Они были на редкость косноязычны: манера речи полностью соответствовала их облику.

Вечером, когда пришла пора ложиться спать, Конни обнаружил, что кто-то помочился в его кровать. Он стоял, не зная, что делать, когда в помещение вошла монахиня.

Какой-то тощий и юркий, как червячок, мальчишка подскочил к сестре и пропищал:

— Сестра Сильвия, новенький намочил постель!

Конни был готов сказать, что он невиновен, как вновь вспомнил об угрозе содрать с него шкуру. А если эти звереныши в самом деле снимут с него светлую кожу, которой он так гордился, а взамен напялят такую же черную, какую носят сами! Он был готов пойти на что угодно, лишь бы остаться самим собой, потому покорно кивнул монахине.

— Этого нельзя делать, — строго произнесла она, — ты уже большой мальчик. Придется тебе постирать белье.

Сестра Сильвия велела ему снять простынь, проводила на задний двор, где стояла большая лохань, показала, где можно набрать воды, и дала кусок щелочного мыла.

Стирая белье тонкими, не привыкшими к тяжелой работе ручонками, Конни мечтал, как разделается с обидчиками. Он мысленно просил неведомые силы укрепить его ноги, руки, волю, голос, а еще лучше — послать защитника.

К тому времени, как мальчик закончил стирку, его ладони покрылись волдырями, плечи нестерпимо ныли, а накал чувств достиг возможного предела. Вернувшись в спальню, Конни собрался с духом и, запинаясь, произнес:

— Скоро за мной приедет мой отец и… расшвыряет вас по углам!

— Если б у тебя был отец, тебя не привели бы сюда!

Мысли мальчика предательски заметались. Неожиданно вспомнив того человека, которого видел рядом с Хейзел, он уверенно заявил:

— Мой отец офицер, на нем синий мундир.

Негритята покатились со смеху.

— Вранье!

— Нет! — закричал Конни и бросился в драку, однако его немедленно сбили с ног и осыпали ударами.

Ночью мальчик лежал с открытыми глазами, пристально вглядываясь во тьму до тех пор, пока в оконном проеме не повисла большая, яркая, словно игрушечная, луна. В глубине его сердца свернулся холодный комок. Что делать? Надолго ли его хватит? Сможет ли он дождаться Хейзел или… таинственного спасителя?

Потянулись унылые дни. Единственной отрадой для Конни были уроки, а также недолгие часы сна — остальное время причиняло только муки. На прогулках виделся с Розмари, но она не могла его понять. Единственным утешением служило то, что по крайней мере у нее все было в порядке.

Мальчик похудел, его лицо вытянулось, во взгляде затаилась тревога. Несколько раз у него зарождалось желание сбежать, но Конни не знал, куда идти. К тому же он был чересчур послушен и слишком сильно страшился наказания.

Сестры ничего не замечали. Им было нелегко управляться со сворой негритят, многие из которых совсем недавно были оторваны от полей и никогда не держали в руках даже ложку. Таких воспитанников, как Конни, тихих, чистых, домашних, можно было пересчитать по пальцам.

Разумеется, сестры выделяли его из остальных детей. Так, однажды сестра Меганн дала ему ключ от своего кабинета прямо во время урока и попросила принести забытый ею молитвенник, который лежал на столе. Никто другой не мог удостоиться такой чести, ибо большинство негритят имело склонность к воровству, а уж по части притворства им не было равных.

Конни ждало разочарование: кабинет сестры Меганн выглядел очень скромным — никакого сравнения с покоями миссис Робинс. И все же ребенок уловил некую особую атмосферу и не смог удержаться от искушения побыть здесь немного дольше, чем следовало. Он осмотрел высокий стеллаж, до самого верха набитый книгами, строгий стол, все предметы на котором были разложены в образцовом порядке. На стене висел большой дагерротипный портрет президента Линкольна, человека, которого Конни, случалось, путал с Господом Богом.

В конце концов он понял, что эта комната нравится ему больше, чем комната бывшей хозяйки: здесь царила выразительная сдержанность и скромная утонченность — признак истинного благородства.

Крепко прижав к себе обтянутый кожей молитвенник, Конни аккуратно повернул ключ в замке и опустил его в карман.

— Что ты так долго? — недовольным тоном произнесла сестра Меганн, забирая у него книгу.

Мальчик пробормотал извинения и юркнул на свое место. Он вспомнил, что забыл отдать монахине ключ, только во время прогулки и побежал в кабинет.

Сестра Меганн стояла возле стола и смотрела в выдвинутый ящик. Заслышав скрип дверей, она подняла голову и уставилась на Конни.

— Это ты?

— Я забыл отдать ключ, — сказал мальчик и положил его на стол.

— Здесь лежали деньги, пожертвованные на приют, — медленно произнесла сестра Меганн. — Они исчезли.

В сердце Конни застыл ужас, а на лице — вымученная улыбка.

— Я… я ничего не брал! Я даже не открывал ящик!