Но теперь она задыхалась, словно рыба, ловила ртом воздух; из-за этого он тоже задыхался; он чувствовал, что задыхается вместе с Мамой, и тогда (но это сон, это должен быть просто сон!) вдруг все стало наоборот: Мама стояла на твердой земле, на краю болота, а тонул он, Норман. Он погрузился в жижу по самую шею, и некому прийти на помощь, неоткуда ждать спасения, не за что уцепиться, разве что Мама протянет руку. Она может спасти его, только она! Норман не хочет утонуть, он не хочет задохнуться в болоте, он не хочет уйти на дно, как ушла на дно девушка-шлюха. Теперь он вспомнил, почему шлюха здесь; она здесь, потому что се убили. Ее убили, потому что она была грешницей. Она обнажила себя перед ним, нарочно дразнила его, соблазняла скверной своего тела. Ведь он и сам хотел убить ее, когда она начала искушать его, потому что Мама все рассказала ему о грехе и пороке, о том, как Дьявол принимает личины и сеет порок, и о том, что «не должно оставлять ведьму- шлюху в живых»…

Мама сделала это, чтобы защитить его. Нельзя просто смотреть, как она умирает, она была права. Он нуждался в ней сейчас, а она — в нем, даже если она полоумная, она не даст ему уйти на дно. Она не может.

Мерзкая жижа обхватывала горло, ласкала губы; когда он откроет рот, она проникнет внутрь, но пои- шлось сделать это, чтобы закричать. Он кричал: «Мама, Мама, спаси меня!»

Потом болото вокруг него исчезло, он снова был в своей кровати, среди родных стен, и тело было мокрым от пота, а не от липкой, влажной мерзости. Теперь он понял, что это был сон, даже еще не слыша ее голоса, голоса Мамы, сидящей возле кровати.

— Все хорошо, сынок. Я с тобой. Все хорошо. Все в порядке. — Он чувствовал тяжесть ее руки на лбу, рука была прохладной, как высохший пот. Он хотел открыть глаза, но Мама сказала: — Спокойно, сынок. Тебе надо снова заснуть.

— Но я должен объяснить тебе…

— Я знаю. Я все видела. Ты ведь не думал, что я уйду и оставлю тебя одного, правда? Ты все сделал правильно, Норман. И сейчас все хорошо, все в порядке.

Да. Все было правильно, как и должно было быть. Она здесь, чтобы защитить его. Он — чтобы защитить ее. Уже погружаясь в сон, Норман окончательно принял решение. Они не будут упоминать о том, что произошло сегодня ночью, — ни сейчас, ни завтра. Никогда. И он больше не будет думать о том, чтобы отдать ее куда-нибудь. Что бы она ни сделала, ее место здесь, рядом с ним. Может быть, она полоумная, может быть, она убийца, но больше у него никого не было. И больше никого не нужно. Ему нужно одно — знать, что она рядом с ним, когда он засыпает в своей постели.

Норман вздрогнул, повернулся; наконец темная пучина, глубже и страшнее любого болота, неудержимо утянула его на самое дно.

6

Ровно в шесть вечера, в пятницу, произошло небольшое чудо.

В маленькой задней комнате единственного в Фервеле магазина, торгующего всем, что может пригодиться в фермерском хозяйстве, появился сам Отторино Респиги со своими знаменитыми «Бразильскими мотивами».

Отторино Респиги уже давно скончался, а оркестр исполнял его бессмертное творение за много сотен миль отсюда.

Но стоило только Сэму Лумису протянуть руку и включить крошечный радиоприемник, как музыка наполнила комнатку, бросая вызов пространству, времени и даже смерти.

Сэм считал это самым настоящим чудом.

На мгновение он пожалел, что рядом никого нет. Чудо нужно встречать вместе с друзьями. Музыку нужно слушать в компании. Но в этом городе никто не сможет оценить ни музыку, ни простое чудо ее появления здесь. Жители Фервела старались трезво смотреть на вещи. Брось пятнадцатицентовую монетку в музыкальный автомат в баре, или включи телевизор — будет тебе музыка. В основном, рок-н-ролл, но, время от времени, — что-нибудь «культурное», вроде мелодии из «Вильгельма Телля», которую постоянно используют в вестернах. Ну что такого особенного в этом — в Отторине, как его там?

Сэм Лумис передернул плечами и улыбнулся. Нет, ему жаловаться не на что. Может, жители этого городишки ни черта не понимают в настоящей музыке, но по крайней мере они никак не мешают ему насладиться ею. А он — не пытается никому навязать свои вкусы. Все честно.

Сэм извлек на свет массивную книгу учета и положил на кухонный стол. Здесь будет его письменный стол. А он сам будет своим же бухгалтером.

Один из минусов жизни — в задней комнатке магазина. Тут не было свободного места, и каждый предмет выполнял множество функций. Но Сэм не роптал. Судя по тому, как сейчас шли дела, ему недолго осталось терпеть.

Быстрый взгляд на цифры, казалось, подтверждал его оптимизм. Надо будет еще проверить список товаров, которые необходимо заказать, кажется, в этом месяце он сможет вернуть тысячу долларов. Значит, за полгода он отдал три тысячи. А ведь сейчас не сезон. С приходом осени дела еще больше оживятся.

Сэм быстро сделал расчеты на клочке бумаги. Да, вроде бы удастся. Чертовски приятная новость. Мери тоже будет приятно узнать это.

В последнее время она была настроена довольно-таки мрачно. По крайней мере, судя по письмам, приходящим время от времени. Если вообще что-нибудь приходило. Кстати, от Мери давненько не было никаких известий. Он снова написал ей в прошлую пятницу, а ответа так и не получил. Может, заболела? Нет, если дело в этом, он получил бы весточку от ее сестренки, Лилы, или как там ее. Вполне может быть, что Мери просто во всем разочаровалась, что у нее приступ черной меланхолии. Да и неудивительно. Сколько ей пришлось пережить.

Ему, конечно, тоже не сладко приходится. Не очень- то просто жить вот так. Но другого выхода нет. Мери все понимала и согласилась немного подождать.

Может, бросить все на несколько дней, оставить Саммерфилда за старшего и проехать к Мери? Свалиться как снег на голову и поднять ей настроение хоть немного? А что, это идея. Сейчас никакой особой работы не было. Боб вполне сможет один управиться.

Сэм вздохнул. Музыка, наполнявшая комнату, теперь переходила в минорные тона. Здесь начинается тема сада змей. Да, точно, он узнает эти скользящие звуки скрипок, мерный ритм барабана, на который, словно извиваясь, наползает дразнящая мелодия флейты. Змеи. Мери не любит змей.