— Неправда! — возразил Этьен. — Я найму дополнительную охрану, чтобы не допустить новых инцидентов подобного рода.

Белла недоверчиво закатила глаза. Этьен повернулся к седовласому врачу.

— Итак, доктор, сможет Лефевр выступать?

Доктор покосился на Жака и пожал плечами.

— Надеюсь, к завтрашнему дню не будет физических противопоказаний для работы на сцене. Рана поверхностная. Это я как врач говорю. Но как здравомыслящий человек скажу иначе: если мистер Лефевр завтра вернется на сцену, у него в голове песок вместо мозгов.

— У него там не песок, а камни — такой он упрямый, — вставила Белла.

Жак бросил на девушку яростный взгляд. Доктор улыбнулся и, выслушав слова благодарности, удалился.

Этьен, видимо, успокоился.

— Полиция опрашивает зрителей, — сказал он Жаку. — Уверен, они найдут виновного.

Жак лишь рассмеялся.

— Сомневаюсь. Я совершенно уверен, что стреляли из-за кулис.

Белла испуганно ахнула.

— Ты действительно уверен?

Жак успокаивающе погладил ее по щеке. Но у него самого был крайне встревоженный вид.

— Увы, дорогая, убежден. Я стоял боком к зрительному залу, и рука была прижата к телу. Так что стрелять могли только из-за кулис. На меня покушался кто-то из своих.

— О Боже! — простонала Белла.

Жак и Этьен оцепенели в мрачном молчании.

— — Жак! Не смей больше выходить на сцену! Я тебе запрещаю! — повторяла Белла в проулке за театром, когда через полчаса они с Жаком шли к карете. Она решила ехать к нему — единственно с тем, чтобы отговорить тенора от возвращения на сцену «Сент-Чарлз-опера». Девушку бесила идиотская, упрямая решимость Жака продолжать петь в театре, где его пытались убить по меньшей мере дважды.

— Белла, не отложить ли нам до лучших времен дискуссию? — сказал Жак, подталкивая ее к карете.

До каких лучших времен? Когда тебя убьют? — неистовствовала Белла.

Жак открыл дверцу и помог Белле сесть. Потом сел рядом с ней, захлопнул дверцу, крикнул Луису:

— Домой! — и устало потер лоб. — Белла, у меня был трудный вечер. Я бы хотел забыть этот мерзкий инцидент. Поэтому хватить донимать меня.

— Забыть? — ошарашено переспросила Белла. — Забыть, что твоя жизнь в смертельной опасности? Что полиция не имеет ни малейшего понятия, кто в тебя стрелял?

— Как знать, может, стрелявший потешил свою душу и угомонился.

— А что, если это стрелявшая?

Жак криво усмехнулся.

— Тогда другое дело. Женщины более упрямы в своей ненависти. И в мести гораздо чаще идут до конца.

Белла в отчаянии ломала руки.

— Ты невозможен! Невозможен!

— Он обнял ее за плечи.

— Хватит кудахтать. Лучше поцелуй меня.

— Она решительно оттолкнула его.

— Нашел время для поцелуев! Жак, порой ты выводишь меня из себя. Ты совершенно как мои родители! Они были такие же импульсивные и беззаботные! Ничего в голове, кроме рабского служения опере. А чем это для них кончилось?

— Я тебя ни на что не променяю! — горячо возразил Жак.

— Променяешь, если погибнешь!

«Или уже променял?» — вдруг пронеслось в голове. Белла вспомнила о том, что многократно видела призрак певца, и мороз пробежал у нее по спине.

— Пока что я живой, и очень даже живой, таbelle, — произнес Жак, прижимаясь горячими губами к ее шее.

Невзирая на прелесть поцелуя, девушка отскочила и вскипела:

— Жак, ты способен думать о чем-нибудь, кроме наслаждения?

— Как я могу думать о чем-либо другом? — с жаром возразил он. — Самое время думать о наслаждении. Ведь когда существование человека балансирует на грани жизни и смерти, он возвращается на элементарный уровень, где всем правят пища и удовольствия.

— Какой ты умный! — насмешливо сказала Белла и добавила: — Но только знай, умник, не видать тебе меня в своей постели, пока мы не поговорим. Все не так просто…

Жак весело блеснул глазами.

— А мне кажется, очень просто, — посмеиваясь, произнес Жак и без церемоний посадил Беллу к себе на колени.

Было чертовски приятно прижаться к нему, особенно остро это ощущалось сейчас, когда она чуть не потеряла его. Но желание не потерять возлюбленного через неделю было существеннее сиюминутного наслаждения от его прикосновений и поцелуев.

— Жак, не принуждай меня бороться с тобой, — умоляющим голосом сказала Белла. — Мне очень не хочется сделать тебе больно…

— Тогда не борись, — прошептал он, ласково касаясь губами ее щеки и кладя руку ей на грудь. — Белла, я не против побеседовать с тобой. Но сперва хочу почувствовать твою близость. Хочу, чтобы сегодня ночью ты была моей и забыла о сдержанности.

— Жак…

Она безуспешно уклонялась от него, судорожно сжимая кулачки.

— Я чуть не потерял тебя сегодня вечером, Белла, — страстно шептал он, осыпая ее лицо поцелуями. — Ты испугалась, когда увидела меня с окровавленной рукой. Но ты не можешь представить, что пережил я сразу после выстрела, когда осознал, что мог потерять тебя. Ведь если бы я погиб, я бы потерял тебя…

— Ах, Жак, Жак…

Беспомощная перед силой его и своей страсти, девушка обвила руками шею Жака и целовала его.

Выйдя из кареты, они прошли, держась за руки, через благоухающий сад перед домом. Жак смотрел на нее с таким вожделением, что ей было и страшно и приятно. Он ведь прав, подумала Белла. Близость смерти требует испить чашу наслаждения до дна, познать самое интимное, самое полное слияние тел.

Наверху, в спальне, Жак сел на кровать и проворно снял с себя рубашку и туфли.

— Иди сюда, — позвал он.

Его хриплый от желания голос и пылкий взгляд мгновенно настроили Беллу на эротический лад. А вид его мускулистой голой груди лишь усилил вожделение. Подойдя ближе, она вдруг с опаской посмотрела на пропитанную кровью повязку.

— А как твоя рана?

Жак пренебрежительно усмехнулся.

— Побаливает. — И, глядя на Беллу голодными глазами, сказал: — Долой одежду, дорогая!

— Жак…

— Воспринимай это как неизбежную прелюдию к нашему разговору.

Дрожащая от желания Белла охотно подчинилась. Медленно сбросила с себя платье, нижнюю юбку, сорочку и белье. Жак наблюдал за ней, упиваясь каждым ее движением. Кровь стучала в ушах девушки, сердце заныло в сладком предчувствии.

Жак открыл яркую жестяную коробку, которая стояла на столике у изголовья кровати. Белла была заинтригована: что же там такое?