– Дело нужное, но при чём тут я? Завод практически твой, ферма – Николы. Частному капиталу у нас дорога! Я не имею ничего против.

– Леонид Аркадьевич! – Никита всплеснул руками. – Дорогой вы наш, всенародно избранный! От вашего решения зависит жизнь пивного производства района!

– Но каким образом? Я не могу запретить тебе ставить очередь пивного разлива на асбестоцементном заводе! К Николаю я вообще не имею никакого отношения, то дело главы района.

– В том-то и соль!

– Какая соль?

– Которую в пиво люди сыпят, чтобы пенилось с огоньком! – повысил голос Никита.

– Ты хочешь, чтобы я надавил на главу района?

– Что за жаргон, Леонид Аркадьевич! – поцокал языком Никита. – Как это, "надавил"? Полюбовно решите вопрос, вы же с ним не враги! Он разрешит взять землю в долгосрочную аренду с возможным выкупом. А мы ему первую бутыль пивка! Самую лучшую! – Никита для наглядности облизнулся.

– Почему, ему?

– Первую, Леонид Аркадьевич, – шёпотом сказал Никита, – мы разопьём на троих в баньке Николы. А главе района почём знать, что та бутыль не первая?

– Говорят, первый блин комом, – сказал Чугуев задумавшись.

– Всё понимаю! – Никита подскочил на ноги. – Надеюсь, вы разрулите свои дела сами. Только, – Никита похлопал себя по карману, – в разумных пределах, конечно.

Чугуев вздохнул.

Никита понял, дело сделано!

Мэр уже мысленно представлял свой разговор с коллегой, выборы которого состоятся в следующем году. Пивной завод в этом деле будет как нельзя кстати. Так что, можно обойтись малой кровью. Действительно, первой бутылкой пива. Никите знать об этом, конечно же, необязательно.

Никита постоял, посмотрел на мечтающего мэра, выждал паузу и на прощанье, пожимая руку, напомнил о том, что время не ждёт.

– Всё будет нормально, Никита. Можешь сообщить Николаю, пусть засевает пустующие поля ячменём.

Никита настоял, чтобы Чугуев поторопился. Снег сходит, пора распахивать поля.

– Да, кстати! – вспомнил Чугуев, провожая гостя из кабинета. – А при чём тут корма?

– Какие корма? – улыбнулся Никита.

– Ну, как их там, фураж, силос или что?

– А! – схватился за голову Никита. – Вопрос решит Никола. Он что-то говорил о соломе от ячменя. Да, не сельхозакадемии мы кончали, что и говорить. Дадим крестьянину землю, а он сам сумеет распорядиться ею!

– Золотые, ленинские слова!

– Ага, как и бюст напротив администрации.

Оба сдержанно улыбнулись.

Никола в это время ждал звонка от городского друга. Решался важный вопрос о посеве ячменя, который давал ему многое. Больше, чем ферма и бывшая МТС.

Кстати, можно подсунуть Никите идейку о местном виски. Велика печаль, из пива выгнать самогон?

Никита позвонил ближе к ночи. Поздоровался сдержанно, говорил хмуро. Вроде бы вопрос решился, а вроде бы и нет.

Николе пришлось вынуть козырь из рукава.

– А на этикетку можно приляпать твою фотографию! И назвать как-нибудь заумно, как ты умеешь, Никита! – закончил Никола краткий рассказ о производстве местного виски.

– Это дело! – Никита едва не пустился в пляс. Какая реклама! Да его рожу будут знать все, по крайней мере, в области! Бедный человек не будет красоваться на этикетке элитного напитка! А к богатому, потянутся богатые! Это же новые знакомства, нужные связи и хорошая прибыль! Он тотчас передумал вытянуть из Николы несколько штук на откат мэру. Что такие мелочи в сравнении с умопомрачительными перспективами!

* * *

Сбитень выгнал всех домашних из кабинета, сел за стол, рассматривая исковое заявление, основательно подправленное Кларой Семёновной. Гораздо лучше, чем у него. И главное, подходило по статьям гражданского кодекса! Выходило, кругом виноват мэр Чугуев! В возбуждении Сбитень ходил по комнате, потирая руки.

– Хватит топать! Детям спать пора! – разозлилась жена.

Сбитень вышел из кабинета, обнял жену. Коротких рук едва хватало, чтобы взять её за подмышки. После чего супружеская чета, уложив детей, занялась любимым семейным делом. Они прошли на кухню, достали из холодильника шмат копчёного сала и, не споря, поделили его на две равные части.

Чавкая, облизывая пальцы, оба захлёбывались от удовольствия.

В высшей лиге, переименованной по-западному премьер-лигой, играть интереснее. Бураков и раньше об этом догадывался. Но теперь убедился воочию. Во-первых, выше зарплата. Во-вторых, игр меньше по календарю. Тренировки тяжелее, но только для нытиков и бездельников. Пашу ничуть не напрягала ежедневная нагрузка в несколько десятков километров бега с ускорением. Жена воспитывала ребёнка и готовилась исподволь забеременеть вновь. Паша об этом догадывался, но против ничего не имел. В городах, теперь в крупных, перед и после матча вокруг команды вилась целая стая поклонниц, желающих пообщаться ближе с суперфутболистом Бураковым, за его нрав прозванным в команде Бурым. Разномастные тёлки с голыми животами: отвислыми до ширинки или плоскими как доска, одинаково увешанными серьгами из дешёвой проволоки, – нисколько не возбуждали Пашу. Почему-то после женитьбы напрочь отбило охоту на других женщин. Он по-прежнему хамил бабам напропалую, они за это ещё шибче вешались на шею, но Паша был сосредоточен только на игре. Дома расслаблялся с глухонемым тестем, беззлобно называя того Тетерей. Если бы у Паши спросили, хотя это никому не приходило в голову, счастлив ли он, Паша бы сказал, что жизнь удалась.

На поле он чувствовал себя хозяином жизни. Он мог обойти любого, вложить всю душу в удар, порвав сетку ворот, держать мяч несколько минут, никому не отдавая. Ничего не делая, прохаживаться по газону, пасуя мяч поперёк поля, Паша вызывал овации на трибунах, тогда как другому за такую игру досталось бы гневных свистков и матерков.

В сборной Паша вёл себя точь так же, как в родном "Житнике". Многие игроки не скрывали явной вражды, многие боялись Пашу. Бурый, не долго думая, мог заехать промеж глаз. Если не на поле, то у раздевалки без свидетелей.

Тренер выпускал любимца в ответственные минуты матча, и Паша ни разу не подводил. Или забивал, или рушил мудрёные комбинации противника.

Бураков не имел тут друзей, пацанчик из родного клуба в сборной как будто надевал маску, исключающую всякую дружбу. Или снимал маску дружбы? Паша над этим не задумывался. Он играл, делая своё дело.

Однажды к нему подкатили вечерком порядочные люди. Они предложили промазать по воротам. Причём всенародно, чего Паша пережить не смог бы.

– Зачем вам это нужно? – спросил Павел, закипая. Он осматривался по сторонам. У стадиона был хлипкий заборчик, выдернуть штакетину из него не представляло никакого труда. Мысленно Бураков уже надавал по шеям мужичкам в приличных костюмах с широкими галстуками.