Рошаль и Раскольников. Один убит, а где другой? Может быть, жив, может быть, оправляет кандалы на руках, привыкших держать дерзкое перо и ключ от той таинственной двери, за которой прячется лучшая часть человеческой души».

И Лариса Рейснер делает все возможное и невозможное, чтобы Раскольников вернулся в Россию. 27 мая в Белоострове состоится его обмен на 17 английских офицеров. Соглашение об этом достигнуто только к 20 апреля.

Двадцать пятого мая отправлена юзограмма Ларисы Рейснер товарищу Зофу: «Сегодня выезжаю в Петроград, везу англичан на обмен Раскольникова, приготовьте помещение для английской миссии – 17 человек, желательно изолированное для всех мер предосторожности, и помещение для охранного отряда 20 человек».

За пять месяцев сидения в тюрьме Федор Раскольников выучил по Евангелию и англо-французскому словарю английский язык. Три раза в неделю в тюремной церкви слушал орган. После богослужения священнослужитель, по его словам, «отчаянно громил русских большевиков».

В мае Раскольников и Нынюк были переведены в отель недалеко от Британского музея. В посольство Дании на имя Раскольникова из Москвы пришли деньги. Датская комиссия Красного Креста, наверное, была единственным иностранным представительством, находившимся тогда в Москве. Пленные приобрели себе приличные костюмы, Раскольников купил еще мягкую фетровую шляпу. За 12 дней они успели познакомиться с городом, с Британским музеем, который произвел на большевистского лорда «грандиозное впечатление» богатством археологических и художественных коллекций. В «Ковент-Гардене» слушали оперу «Тоска» в исполнении первоклассных итальянских певцов. Побывали в Зоологическом саду.

При отъезде Раскольникова и Нынюка произошла сцена, похожая на притчу о многообразии человеческой натуры. «В купе напротив нас сидел длиннолицый английский офицер. Из разговора выяснилось, что он в качестве добровольца отправляется воевать против нас. В вагоне стало прохладно. Товарищ Нынюк дрожал от холода. Тогда английский офицер снял с себя пальто и предложил моему товарищу, хотя он отлично знал, что имеет дело с большевиками. Что же это? Джентльментство или рисовка классового врага, играющего в великодушие? Вернее последнее, но, во всяком случае, это был красивый жест», – писал Раскольников. Этот текст опубликован в 1934 году и скорее характеризует время и плоский марксизм, нежели бездушие Ф. Раскольникова.

На английском миноносце, еще раз пройдя мимо Ревеля, пленные прибыли в Гельсингфорс. До Белоострова им предоставили вагон третьего класса. Сопровождавшие их представители английского консульства и уполномоченный датского Красного Креста возмутились таким отношением финского офицера, который не скрывал вражды и надменности по отношению к русским, и потребовали перевода в мягкий вагон.

«Была ясная солнечная погода, когда под конвоем финских солдат, в сопровождении англичанина и датчанина, с чемоданом в руках мы проходили путь от финской пограничной станции к Белоострову. Вот, наконец, показался Белоостровский вокзал с огромным красным плакатом, обращенным в сторону Финляндии: „Смерть палачу Маннергейму!“, и впереди обрисовался небольшой деревянный мостик с перилами через реку Сестру. На советской стороне я увидел развевающиеся по ветру ленточки красных моряков. Медные трубы оркестра ярко блестели на солнце. Коренастый финский офицер, руководивший церемонией обмена, вышел на середину моста. Советский шлагбаум тоже приподнялся, и оттуда один за другим стали переходить в Финляндию английские офицеры. Первым прошел майор Гольдсмит, офицер королевской крови, глава английской кавказской миссии, арестованный во Владикавказе. Он с любопытством разглядывал меня, по-военному взял под козырек. Я приподнял над головой фетровую шляпу и слегка поклонился. Когда восемь или девять английских офицеров перешли границу, наши моряки запротестовали. Они потребовали, чтобы я был немедленно переведен на советскую территорию. Но финны упрямились. Они тоже не доверяли нашим. Было решено поставить меня на середину моста, с тем что, когда от нас уйдет последний англичанин, я окончательно перейду границу. Едва я вступил на мост, как наш оркестр громко и торжественно заиграл „Интернационал“. Финские офицеры, застигнутые врасплох, растерялись и не знали, что им делать. На счастье, их выручили из беды англичане. Те, словно по команде, все, как один, взяли под козырек. Безмерная радость охватила меня, когда после пяти месяцев плена я снова вернулся в Социалистическое Отечество. Я поблагодарил моряков за встречу. На вокзале наши пограничные красноармейцы попросили меня поделиться своими впечатлениями, и я с площадки вагона произнес небольшую речь о международном положении. С особым вниманием остановился на интервенции против СССР и на Версальских „мирных“ переговорах, таивших угрозу новой войны… Дело было 27 мая 1919 года. С помощью английского флота Юденич вел первое наступление на один из самых революционных городов мира».

Раскольников научился читать английские газеты без словаря и однажды прочел о предложении, которое сделали бывшие союзники Советской России и белогвардейцам относительно конференции по перемирию в Принкипо на Принцевых островах. Советское правительство ответило согласием. Тем не менее конференция не состоялась ввиду отказа Деникина и Колчака. Ф. Раскольникову очень хотелось поехать на эту конференцию.

Одно письмо от Раскольникова из тюрьмы дошло-таки до Ларисы. От 22 января: «Дорогая моя, любимейшая Ларисочка! Шлю тебе жаркий привет из далекого пасмурного Лондона…»

После возвращения из плена Федор Раскольников был окружен ореолом романтической славы. Сергей Есенин не скрывал удовольствия от встречи с ним и от того, что «сам» Раскольников восхищается его стихами и взял его книгу на фронт, вспоминал друг поэта Рюрик Ивнев

.

Радость супругов Раскольниковых была омрачена смертью Василия Михайловича Альтфатера 20 апреля 1919 года от инфаркта. Ему было 36 лет. Омрачена и тяжелыми обстоятельствами смерти. Они узнали, что над В. М. Альтфатером собирались тучи ревтрибунала.

Василий Михайлович тяжело переживал поражение в той разведке боем, в разработке которой он принимал участие. Лариса Рейснер в некрологе особо подчеркнула: «Альтфатер… человек безупречной честности, имени которого ни разу не касалось ни одно подозрение».

Плел интриги Крыленко. 22 февраля в «Известиях ВЦИК» было написано, что в Генеральном Морском штабе «не произведено ни одного ареста шпионов…», а также «о недопустимом ведении дел во всех трех отделах». Крыленко завел «дело» на Морской штаб еще в октябре 1918 года. 7 октября при досмотре парохода «Гогланд», идущего в Финляндию, был обнаружен мешок с письмами, среди которых якобы находился пакет с текстом, шифрованным ключом Генмора (пакета так никто и не видел). Послание будто бы предназначалось для передачи через Германию в английское Адмиралтейство и содержало секретные данные о переговорах с белыми генералами Алексеевым и Дутовым, а также с белочехами. Передавать письма с оказией было обычным делом для моряков, поэтому на «дело» не обратили внимания. А у Альтфатера в Англии находился тесть, генерал Десино, оставшийся там после революции. Теперь в Лондон попал Раскольников, а его жена – комиссар при Альтфатере. Сведения взяты из статьи Н. Цветковой «Альтфатер» в сборнике «Немцы в С.-Петербурге» (№ 1, 2003).