растает по капле в заторе или раскрошится о камни на порогах.

Все лето Олег работал инструктором на Катуни.

Однажды солнечным утром он вычерпывал воду из лодки после дождя. Его туристы надели оранжевые спасжилеты и рассаживались по местам. Вдруг позвонил телефон, он услышал как-то буднично и без предисловий: «Я сегодня выхожу замуж…»

– Это шеф? – спросил Олег, еще не осознавая потери. Будто ему в лодку навязывали еще одного туриста.

– Нет. Он врач.

В лодке сидели молодожены. Жених в черной бабочке на тельняшке. У невесты из-под защитного шлема выглядывала белая смятая фата. С глухим шлепком упала на гальку бутылка из-под шампанского. Туристы ударили на веслах. Олег направлял лодку через ревущие буруны, женщины визжали на весь каньон, а вместе с ними, в пенных брызгах на глазах, кричал и он сам.

Осенью только побывал Олег в таежной избе. Знакомый инструктор сказал про хозяйку: «Была здесь недавно. С новыми друзьями! Сейчас они пошли на Лысую гору».

Олег ревниво оглядел дом: на окне появились занавески, а на столе в банке торчали ветки желтого золотарника. Он даже знал место на поляне, где она рвала эти цветы.

Выйдя из избы, он рванул в гору, по руслу сухого ручья, усыпанного медной листвой. Казалось, на всю тайгу было слышно, как бьется сердце – похоже на рубящий звук крыльев большой птицы. По дороге Олег спрашивал: что скажу ей? Да просто хочу увидеть, и все!

На Лысой никого не было.

Осень посеребрила верхушку горы, это прижалась к сухой каменистой земле травка – вероника седая. Олег встал на колени, сорвал и растер в ладонях лиловые цветочки, пахнувшие ладаном. «Ничего, – шептал он себе, – ничего! Это я просто крюк дал!»

12

С трудом приоткрыли дверь брошенной избы. Забитые пленкой окна глядели слепо. Занавесок не было. Даже веревочки не осталось, что привязала когда-то хозяйка. Доски на нарах провалились. Стены обросли инеем, будто от чьего-то дыхания.

Не теряя времени, мужики облили углы избы бензином и подожгли. Промерзшие бревна занимались огнем медленно, пламя терялось и глохло в клубах серого удушливого дыма. Робкие языки долго точили черные балки, сипело и фыркало где-то под крышей, из окон вырывались, облизывая верхние венцы, желтые полупрозрачные змейки. Трещали и падали вместе с глиной доски потолка, давя красные всполохи.

И наконец, страшный огненный столб прорвался сквозь обнажившиеся стропила. Он поднялся высотой до макушек пихт.

«Я бы подожгла избу, – услышал Олег далекий голос. – Лишь бы он увидел и пришел!»

Огонь пожирал звуки весны. В воздухе летали ломкие куски пепла. А под ногами на согнутой бересте горюче блестела, будто слеза, мерцающая капля.

Свидание

1

Жена Ивана Зорина уехала три недели назад. Позвонил тесть и сказал, что заболела ее мать. Пару дней дорожная сумка была центром дома, как показалось Ивану и детям. Они обходили сумку стороной, удивляясь той бездонности, с какой она поглощала их уют.

А в остальном – до отъезда – все было как обычно. Только Иван ходил по дому с какой-то прохладцей в душе. Запомнился один момент, когда отражения супругов пересеклись в большом зеркале. И что поразило, это мгновенное отсутствие домашней обстановки, как будто они стояли в голом туманном пространстве. Потом все, конечно же, восстановилось: край дивана, изодранного кошкой, книжный шкаф с голубым отливом в верхнем стекле. Жена повернулась, и Зорин заметил новые морщинки возле ее глаз. Тонкие и одинаковые, как очертание двух лепестков:

«Детям витамины давай, я написала тебе на листочках: какие и когда! – Она примерила цепочку перед зеркалом. – И привяжи собаку!»

«Нет! Он никогда не сидел на цепи. Будет выть!»

Жена выглядела расстроенной:

«Валяется в клубнике и роет землю возле клематиса!..»

Она родилась далеко от Сибири. Но приехала за мужем. Подруг здесь не завела, кроме двух-трех, с которыми лежала в роддоме: они дружили, как фронтовые товарищи.

И вот прошло уже три недели. Проводил с легким сердцем, думал: не надолго. Но у разлуки свой отсчет!..

Жена гостила у родителей, ухаживала за матерью и, когда звонила домой, говорила отрывисто, особенно с детьми, будто сдерживая слова тоски. А Иван слышал знакомые пестующие нотки, с какими она ободряла проснувшиеся весной почки на клематисах или наметившийся бутон у английской розы.

С недавних пор появилось у Зорина чувство вины перед женой. Прожили они пятнадцать лет. И чем дальше, тем лучше. Жена становилась год от года все красивее и роднее. А в душе Ивана возрастало не то чтобы удивление, но какое-то беспокойство…

2

Сегодня пришла посылка. А среди книг – девичий альбом в коричневой коже. Надо же, столько лет хранила! Словно боялась что-то показать.

Иван чистил картошку для ужина, выбирал из ведра покрупнее, и вспоминал недавнее: как жена подкапывала вилами картошку, осторожно, чтобы не проткнуть клубни, – а он рыл ладонями ямку, иногда они встречались запыленными ладонями.

Сыновья тоже чувствовали сиротливость. Стали более послушными. «Что сегодня будем есть?» – спрашивали скромно, чтоб у папы не подгорело чего-нибудь.

Младший сын – обвешанный ковбойской кобурой с пистолетами по бокам – открыл холодильник:

– Лампочка не горит! – заметил по-хозяйски.

– Починим, – отозвался отец.

– Холодильник уже старый! Пора менять!

– Нет еще… Ему, – задумался Иван, вспоминая, когда они с женой купили холодильник, – тоже восемь лет, как и тебе!

Сын прислонился спиной к белой дверце, шаркнув ладонью по своей вихрастой макушке:

– Он старше!

Холодильник был выше на голову.

Вошел старший сын, слегка покачивая плечами от привычки слушать музыку через наушник. В руках он держал коричневый альбом.

– Смотри сюда! – подозвал брата. – Школьный бойфренд мамы! На всех фотках рядом.

Старший сын мельком глянул на отца, угадывая в его глазах те же мысли.

– Петрикин, – прочитал младший.

– Ты был бы Петрикиным!

– Почему? – посмотрел на отца удивленно.

– Если бы мама осталась в своем городе, то вышла бы за него замуж…

Старший засмеялся, он почувствовал, что папа тоже против губастого парня, с полукруглой табличкой для фамилии, как старинный указатель номера на доме.

– Правда, папа?

Иван забрал альбом:

– Нет. Вы бы вовсе не родились…

– А где ж мы были… бы? – насторожились мальчики.

– Лежали бы горошинами где-нибудь на полках!

Иван не стал уточнять дальше.

Детям ответ не понравился. Старший включил плеер и ушел, восприняв неуверенность отца как свою правоту. Младший, заметив, что папа хочет достать что-то из холодильника, капризно подпер его спиной. Он требовал внимания к детской душе и прояснения непонятного смысла «горошин судьбы».

Иван отодвинул мальчика, сопроводив ладонью по затылку, делая вид,