Затем он подошел к Лисетт и поцеловал ее в щеку:

– Прости, что опоздал, солнышко. Где фотограф из «Ура!»? Я готов позировать ему хоть всю ночь.

Лисетт еле сдержала слезы, когда посмотрела в его лицо – доброе, мягкое, без малейшего намека на обиду и злость.

– Не нужно, – прошептала она. Найл пожал плечами:

– Мне несложно, я же знаю, как это важно для тебя. Лисетт упрямо покачала головой:

– Не надо, Найл. Не женись.

– Но я хочу! – Он жизнерадостно улыбнулся. – На самом деле ты оказала мне огромную услугу, солнышко.

Мы с Таш сможем показать всем, на что способны друг для друга.

Лисетт вытаращила глаза:

– Она знает про твой роман с Зои?

– Конечно, – тихо ответил Найл. – Она знает все. У нас нет друг от друга секретов. Не кривя душой, могу сказать, что она мой лучший друг, и в субботу утром во время церемонии Таш будет стоять рядом со мной.

– Она тебя простила? – Лисетт нахмурилась.

– Да. Она особенная. – Найл широко улыбнулся. – Впрочем, как и тот парень, с которым она хотела бы прожить всю жизнь.

– Хьюго негодяй!

– Тс-с. – Найл озорно подмигнул. – Не говори ей об этом. Видит бог, я сам пытался сделать это много раз, но она слишком привязана к нему.

Ранним утром Таш шагала домой мимо мэрии Фосбурна. Стоял туман, рассвет был цвета спелого мускатного винограда. Свекла носилась вокруг нее по полю, засовывая нос в кротовые норки, ее светлая мордочка была перепачкана в земле.

Старинный особняк, в котором размещалась мэрия, таинственно проступал сквозь туман. Основную часть здания с роскошными залами и маленькими изящными комнатами сейчас занимала электротехническая компания, но весь первый этаж фирма милостиво отдала во владения города. Здесь проводились конференции, торжественные встречи и вечера, а также регистрировались свадьбы. И в «Малбери викли гэзетт» уже появилось объявление о том, что в субботу состоится бракосочетание знаменитого Найла О'Шонесси и что съемки этого торжества будет вести «Ура!».

Таш закрыла глаза и помолилась о том, чтобы все прошло, как задумано.

Она присела на могучие корни одного из дубов и несколько минут молча смотрела на мэрию. В тени деревьев у ее ног раскинулось целое покрывало из клевера. И вдруг среди этого царства трехлистников одна травинка словно бы потянулась к глазам Таш, покачивая зеленой короной из четырех лепестков. Четырехлистник! Этот счастливый знак Таш видела первый раз в жизни. Она поднялась на ноги, свистнула Свекле и, спрятав свою находку в карман, пошла домой.

– Поторопись, подружка, – прошептала хозяйка собаке. – Тебе нужно выкупаться, а мне – отрепетировать речь.

К восьми утра стали подъезжать фургоны из цветочных салонов. Служащие разгружали их и украшали церемониальный зал, главную аллею и лестницу мэрии нарядными композициями.

В двенадцать двери мэрии торжественно распахнулись, готовые приветствовать гостей. Чисто вымытая Свекла поминутно плюхалась на землю, с остервенением пытаясь сорвать шелковую ленточку, привязанную к ошейнику.

Друзья жениха, Гас, Хьюго и Руфус, с облегчением заметили, что никто из приглашенных еще не прибыл.

– «Ура!» еще нет? – Руфус с любопытством огляделся по сторонам. Из каждого кармана у него торчало по банке пива.

– Нет. – Хьюго пришлось повторить это дважды. Новый, прекрасно сшитый, модный костюм сидел на нем как влитой. Его глаза скользили по ступеням, усыпанным лепестками айвы. Он был очень бледен, на лице, как всегда в минуты душевного напряжения, играла тревожная полуулыбка. Он нервно теребил манжеты рубашки.

– Не нравится мне все это, – пробормотал Гас.

– Черт, а вот и журналисты. – Хьюго кивнул на подъехавший к воротам автомобиль с надписью «Ура!» и скрылся в зале.

Сегодня зал мэрии был похож на церковь. Сквозь высокие, от пола до потолка, окна струились золотые солнечные лучи, они играли в воздухе и отбрасывали на стены причудливые тени.

Погода разгулялась, день обещал быть ясным, солнце выглянуло из-за облаков и осветило незабудковое небо. Радостные гости в солнечных очках постепенно заполняли зал. Становилось жарко. Некоторые женщины, укрывшись в машине, стаскивали колготки.

Фотограф «Ура!» сновал по залу в поисках знаменитостей, готовых послать в объектив ослепительную улыбку. Его выводили из себя папарацци, незаконно проникшие на церемонию и безостановочно щелкающие фотоаппаратами.

– Пошли прочь! – сердито крикнул он. – У меня права на эксклюзивную съемку! Что вы здесь делаете?

– Нужно было повернуть налево! – безнадежно выдохнул Мэтти, отчаявшись отыскать мэрию и вовремя поспеть на торжество.

– Нет, мы туда уже сворачивали, – Салли вертела карту в руках так же нервно, как ее муж крутил руль. – Может, направо?

– Тогда мы опять вернемся на ферму.

– Хотя бы сможем расспросить, как добраться до мэрии! – Салли посмотрела на часы. – Мы ездим кругами. Я говорила, что нужно пристроиться за «вольво»: все женщины в ней были в шляпках, наверняка они тоже ехали на свадьбу.

– Надеюсь, что нет. Они были навеселе, – проворчал Мэтти. – Впрочем, может быть, это ирландские тетушки Найла.

– Ты выдвигаешь слишком циничные для социалиста идеи, – засмеялась Салли.

Внезапно муж ей улыбнулся. Салли радостно отметила про себя, что раньше Мэтти очень резко отреагировал бы на критику. Он действительно изменился.

Она склонила голову ему на плечо:

– Ты знаешь, что Лисетт тоже приглашена?

Мэтти вздрогнул и, замедлив ход, пропустил вперед «лэнд-ровер».

– Ты недоволен?

– А ты? – Он посмотрел на жену.

– Немного, – Салли почесала нос. – Но, знаешь, она даже помогла нам.

– Шутишь?

Салли подняла на него сияющие глаза:

– Если бы она не пыталась убедить меня, что нашему браку конец, я бы не сражалась за него с такой страстью. Я поняла, что стала с тобой единым целым и не могу без тебя жить.

– Но ты легко смогла уехать от меня, – заметил Мэтти. Его голос звучал мягко. Они каждый день теперь разговаривали о своих отношениях и чувствах.

– И скучала по тебе как сумасшедшая, – вздохнула Салли. – Отношения Лисетт с людьми длятся ровно столько, сколько снимается фильм. Она оставляет мужчину так же легко, как гостиничный номер. А я никогда не смогла бы уйти от тебя, и дело не в детях. Тоска по тебе заставила меня сражаться за наш брак.

Мэтти улыбнулся:

– Думаю, презрительное высокомерие, с каким Лисетт отнеслась ко мне, тоже пошло нам на пользу. До того как она появилась, я отстранялся от проблем и считал это правильным. И ничего не пытался изменить, пока мне не бросили в лицо, что я сопливый неудачник.