Вчера детектив доложил обо всем Рэтбоуну, и тот тоже не пришел в восторг. Рассказывая о посыльном Карлайонов, Монк предупредил, что, кроме бегства этого парня от Таддеуша в день убийства, ничто не указывает на интимные отношения генерала с бывшим барабанщиком. Судить о планах Оливера было трудно, но Уильяму казалось, что адвокат не слишком интересуется странным поведением посыльного.

Сыщик стоял у окна и разглядывал мостовую Графтон-стрит, по которой ветер гонял обрывок газеты. На углу уличный торговец предлагал прохожим шнурки для обуви. Мостовую пересекла парочка: мужчина изящно поддерживал женщину под руку, что-то говоря ей на ухо. Оба смеялись. И одиночество, застав Монка врасплох, вновь уязвило его душу. Он вдруг почувствовал себя отверженным, точно все самое важное в жизни мог видеть только через стекло и на расстоянии.

Сложенный листок бумаги с последними выписками Ивэна лежал на столе и, возможно, содержал в себе ответ на вопрос, кто была та женщина, чей образ преследовал Уильяма, вселяя сумятицу в его мысли и чувства. Почему-то детектив не решался развернуть этот листок, должно быть боясь очередного разочарования. Мысленно упрекнув себя в трусости, он все-таки подошел к столу и, так и не присев, пробежал глазами первую страницу.

Дело там излагалось не слишком сложное. Гермиона Уорд вышла замуж за состоятельного вдовца, который был старше ее на несколько лет. С новой женой супруг обращался холодно, ограничивал ее в средствах, не давал вести светскую жизнь и требовал всецело посвятить себя двум его детям от первого брака.

Однажды ночью произошла кража со взломом, и Элберт Уорд, услышав шум, спустился по лестнице, чтобы застигнуть вора на месте преступления. Завязалась борьба. Хозяину был нанесен удар по голове, от которого он вскоре и скончался.

Монк подошел к креслу, сел и принялся за вторую страницу.

Местная полиция Гилдфорда, проводя расследование, обратила внимание на весьма подозрительные обстоятельства. Осколки выбитого оконного стекла лежали не внутри помещения, как следовало ожидать, а снаружи. Вдова даже по прошествии недели не смогла назвать ни одной украденной вещи. Поиски в ломбардах и у известных полиции перекупщиков не принесли желаемых результатов. Шестеро слуг в один голос утверждали, что не слышали той ночью никакого шума. Не было найдено и следов неизвестного взломщика.

Полиция арестовала Гермиону Уорд, предъявив ей обвинение в убийстве собственного мужа. Вмешался Скотленд-Ярд. Ранкорн направил в Гилдфорд Уильяма. Все прочие сведения, вероятно, находились в архиве гилдфордской полиции.

Единственный способ ознакомиться с ними – это отправиться в Гилдфорд. Поездка на поезде займет не так много времени. Но сегодня суббота. Вероятно, Монк просто не найдет нужных ему людей. Суд над Александрой Карлайон продолжится в понедельник, и сыщику необходимо там присутствовать. Управится ли он за два дня?

А кроме всех этих опасений, он просто боялся возможных открытий.

Детективу претила трусость. В ней коренились все ненавистные ему слабости. Он мог простить себе и другим гнев, безрассудство, алчность, но только не страх. Храбрость он почитал основой всех добродетелей. Ведь даже в любви требовалась определенная отвага.

Монк снова подошел к окну и стал смотреть на сияющие под солнцем крыши. Зачем он, собственно, увиливает? Ему не будет покоя, пока он не выяснит подробности того дела, а главное – кто эта женщина и почему он, страстно влюбленный, в конечном счете отступил? Почему не сохранил никаких напоминаний о ней – ни портрета, ни писем, ни скромного сувенира? Неужели сама мысль о ней была столь болезненна? Да, и он старательно гнал прочь эту мысль. Но реальность оказалась еще сложнее. Боль не утихала. Неужели он так и будет просыпаться по ночам с чувством горького разочарования и мучительного одиночества? В сущности, ему даже не удалось похоронить образ своей любимой. Он помнит ее глаза, характерные жесты, цвет волос и платья, шелест шелка… Почему же он теперь не может вспомнить ни ее имени, ни лица?

Планы на уик-энд окончательно оформились. Заседание суда отложено до понедельника, а искать еще одного подозреваемого не имело смысла. Он сделал что мог, теперь настала очередь Рэтбоуна.

Сыщик отвернулся от окна, подошел к вешалке, оделся для выхода на улицу, взял шляпу и открыл дверь.

– Еду в Гилдфорд, – сообщил он через порог владелице дома миссис Уорли. – Вернусь, скорее всего, только завтра.

– Но вернетесь? – спросила хозяйка, дружелюбная толстушка, не лишенная деловитости, вытирая руки о фартук. – Вам ведь нужно идти в суд…

Ульям был несколько удивлен. Он и не подозревал, что ей это известно.

– Да… Вернусь, – кивнул он.

Женщина покачала головой:

– Не знаю, на что вы надеялись, берясь за это дело. Вы сильно опустились, мистер Монк, уйдя из полиции. Тогда вам бы и в голову не пришло помогать таким людям.

– На ее месте вы бы тоже его убили, миссис Уорли, найди вы в себе достаточно мужества, – резко ответил детектив.

– Ни за что! – возразила хозяйка. – Никакая любовь к мужчине не заставит меня пойти на убийство!

– Да что вы об этом знаете? Любовь там вообще ни при чем!

– Подбирайте выражения, мистер Монк! – одернула его толстушка. – Я знаю, потому что просматриваю газеты, в которые заворачивают овощи. Там все написано черным по белому.

– Они тоже ничего не знают, – ответил Уильям. – А вы, значит, увлеклись газетами, миссис Уорли? А что на это скажет мистер Уорли? Может, вы у нас падки на сенсации? – Он усмехнулся.

Хозяйка оправила юбки и, выпрямившись, сверкнула глазами:

– Не ваше дело, мистер Монк. Что я читаю, касается только меня и моего мужа.

– Это касается только вас и вашей совести. Не верьте газетам, миссис Уорли. Давайте подождем конца процесса и посмотрим, что вы тогда скажете.

– Ха! – ответила рассерженная женщина и, резко повернувшись, прошествовала в кухню.

Сыщик сошел с поезда в Гилдфорде сразу после полудня и еще четверть часа трясся в кебе до полицейского участка. Дежурный сержант был на месте.

– Что вам, сэр? – спросил он холодно, но затем его лицо вдруг озарилось улыбкой. – Мистер Монк? Как поживаете, сэр? – В голосе его слышалось благоговение, но не страх. Слава богу, кажется, хоть здесь язвительный детектив оставил о себе добрую память!

– Спасибо, сержант, хорошо, – вежливо отозвался Уильям. – А вы?

Сержант явно не привык к такому обращению. Лицо его выразило изумление, и, чуть помедлив, он ответил:

– Благодарю вас, сэр, со мной все в порядке. Чем могу служить? Мистер Маркхэм здесь – вы ведь, наверное, хотели поговорить с ним? Правда, мне ничего не известно о каком-нибудь крупном деле, которое бы требовало вашего участия. Видно, что-то совсем новенькое? – Дежурный был сбит с толку. Ему представлялось невероятным, чтобы кто-то мог послать запрос в Скотленд-Ярд и не дать ему об этом знать. Видимо, речь шла о каком-то совсем уж неслыханном (возможно, политическом) преступлении.