внимание к нему, он очень оценит это, я знаю.

Как здоровье Вашего брата?

Сердечно желая Вам всего доброго, жду ответа.

А. Пешков

11/Х. 915.

Петроград, Кронверкский проспект, д. 23, кв. 9.

А. М. Пешкову.

693

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

16 [29] октября 1915, Петроград.

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

К Вам обращается человек, очень многим обязанный в своем духовном развитии Вашим мыслям, Вашим трудам. Вероятно, Вы слышали мое имя, я — М. Горький, литератор.

Я прошу Вашей помощи делу, которое мне удалось организовать, и я позволяю себе надеяться, что Вы не откажете доброму делу.

Суть его такова: с января, 16-го года, в Петербурге будет издаваться журнал науки, литературы и политики — «Летопись». Цель журнала — может быть, несколько утопическая — попытаться внести в хаос эмоций отрезвляющие начала интеллектуализма. Кровавые события наших дней возбудили и возбуждают слишком много темных чувств, и мне кажется, что уже пора попытаться внести в эту мрачную бурю умеряющее начало разумного и критического отношения к действительности. Люди живут страхом, от страха — ненависть друг ко другу, растет одичание, все ниже падает уважение к человеку, внимание [к] идеям западноевропейской культуры, на Руси все чаще раздаются возгласы, призывающие людей на Восток, в Азию, от деяния — к созерцанию, от изучения — к фантазии, от науки — к религии и мистике.

Лицам, которые становятся во главе журнала, хотелось бы восстановить в памяти запуганных событиями людей планетарное значение основ западноевропейской культуры и особенно — главной основы ее — науки. Полагаю, что Вам, европейцу по духу, вполне ясны эти намерения и значение их.

Не желая утруждать Вас дальнейшим изложением целей журнала, перехожу к моей покорной просьбе.

Не соблаговолите ли Вы дать для нашего издания статью на тему о планетарном, общечеловеческом значении экспериментальной науки? Для нас наука естествознания — тот рычаг Архимеда, который единственно способен повернуть весь мир лицом к солнцу разума.

Если Вам, уважаемый Клементий Аркадьевич, не улыбается эта тема, Вы, может быть, возьмете другую, более приятную и близкую?

За все, что Вы соблаговолите сделать для журнала, я и товарищи мои будем глубоко благодарны Вам.

Далее: не найдете ли Вы возможным рекомендовать журналу научного обозревателя, человека Вашей линии мысли, Вашего ученика?

Не укажете ли Вы нам темы, развитие которых Вы считаете своевременным и необходимым?

За все и всякие Ваши указания заранее сердечно благодарю Вас.

Позвольте надеяться на Вашу помощь и ценным трудом Вашим и не менее ценными советами.

Вам, исключительно прекрасному популяризатору научных истин, вероятно, хорошо знакома популярно-научная литература Запада по вопросам естествознания, —

может быть, Вы укажете книги, которые следовало бы перевести на русский язык?

Нам хотелось бы иметь книгу на тему «Научные истины в будничной жизни».

Извиняюсь за это длинное письмо. Почтительно кланяюсь Вам, Клементий Аркадьевич!

А. Пешков

Адрес: Алексей Максимович Пешков.

Петербург, Кронверкский проспект, д. 23, кв. 9.

694

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

Октябрь, после 19 [ноябрь, до 13], 1915, Петроград.

Уважаемый

Клементий Аркадьевич!

Всей душой благодарю Вас за Ваше чудесное письмо и за подарок Ваш. Хороший день сделали Вы мне Не премину воспользоваться разрешением посетить Вас, буду горд и счастлив пожать Вашу руку, привезу Вам мои новые книги. Я так благодарен Вам за письмо, слишком лестное для меня, — я знаю это.

Теперь позвольте просить Вас о следующем: не дадите ли Вы для «Летописи» статью, назначенную Вами «Словарю»? Именно такая статья общего характера была бы как нельзя более уместна в первой книге нашего журнала, — она сразу и точно определит его взгляд на значение науки в мире, на ее роль в России. Я не стану изъяснять Вам, как огромно для журнала значение этой Вашей статьи, Вы сами почувствуете это.

А тот факт, что статья появится в журнале — не повредит «Словарю», но, вероятно, послужит к пользе его как реклама. И, может — быть, Вы найдете допустимым несколько изменить тон статьи в сторону большей ее популярности, применительно к уровню читателей журнала, рассчитывающего на внимание широких масс? Сделайте это, Клементий Аркадьевич, прошу Вас!

Далее: не соблаговолите ли Вы взять на себя роль редактора научного отдела в журнале нашем? Разумеется, мы будем всячески оберегать Ваше время и Вашу энергию от излишних трат. Вашему вниманию будет предлагаться лишь то, что заслуживает Вашего внимания. Вам придется прочитать в течение года не более 12-ти листов, я думаю.

Если Вы согласитесь на это, — журнал в его научной части будет образцовым, а все мы — с праздником!

Наконец: не найдете ли Вы возможным рекомендовать журналу лицо, способное вести в нем ежемесячно научную хронику? Само собою разумеется, что желателен человек Вашей линии мысли, Ваш ученик.

Вот мои просьбы. Я очень извиняюсь в том, что обременяю Вас. Но я уверен, что Вы, человек науки и труда, не посетуете на меня за назойливость, вызываемую желанием потрудиться для людей, для торжества разума.

Усердно прошу помощи Вашей!

Жду скорого ответа и еще раз — спасибо Вам, Клементий Аркадьевич!

А. Пешков

695

К. А. ТИМИРЯЗЕВУ

12 [25] ноября 1915, Петроград.

Глубокоуважаемый

Клементий Аркадьевич!

Я убедительно прошу Вас дать статью для январской книги, — если только это возможно для Вас.

Крайний срок для сдачи рукописи в печать — 5-е декабря, — этот месяц имеет шесть праздничных дней, и потому типографии будут работать еще меньше, чем обычно.

С глубочайшей благодарностью принимаю Ваше великодушное предложение — организовать для «Летописи» сотрудников из числа ученых, работающих в «Истории нашего времени», — спасибо Вам!

И уж просто не знаю, как благодарить Вас за Ваше обещание лично последить за тем, чтоб «ни одно крупное явление в науке не было упущено в журнале».

Ваше отношение к журналу ставит его превосходно, и у меня еще более — благодаря Вам — крепнет убеждение, что при Вашей помощи журнал сделает доброе дело для русской читающей массы.

Нам кажется, что умственная реакция доживает последние дни и что настал снова момент, когда необходимо обратить внимание общества от подчинения догматам религии и метафизики в сторону естествознания, эмпирических наук. Как 60-е годы, с их увлечением естествознанием, явились на смену идеализму и мистике, так — думается нам — завтрашний день должен восстановить серьезный и глубокий интерес к опыту науки, — деянию, единственно способному вывести мысль из тупика, в котором