– Анатолий Аркадьевич, – Николай, мысленно извинившись перед собственным разумом, поставил перед собой прозрачный щит, выглядящий как те, которыми милиция пользовалась для разгона демонстраций в 90-е годы, и теперь говорил сквозь него. Так почему-то было легче. – Я в жизни не занимался ни производством, ни продажей лекарств. Я вижу только то, что происходит непосредственно на последнем этапе их распространения. Моё предположение о том, что убийства больных связанны с диабетом и испытаниями инсулинов – это просто логическая цепочка. Даже состав экспериментальных и контрольных групп мне не известен, – на то он и слепой метод. Но мне показалось, что для того, чтобы задавить параллельно тестируемые у нас же новаторские схемы лечения впервые выявленных язв желудка или чего-то такого же по-рядовому терапевтического, подобного устраивать бы не стали, кто бы это ни был.

– Да, – Гайдук раздраженно кивнул. – Но больно уж это всё похоже на правду. Так вот. Этот документ, – он взял со стола уложенные туда Николаем листки и потряс ими в воздухе. – Это один из маленьких звоночков. Один из признаков того, что в стране что-то в очередной раз неладно. То слово, которое ты произнёс, когда просился, чтобы я тебя принял, – «перераспределение», – оно оказалось очень удачным. Хотя и не совсем точным терминологически. Понимаешь, о чём я?

– Нет.

Хозяин «Феникса» вздохнул.

– Ну, тогда начнём с самого начала. Сколько там у нас?.. Ира! Где Богомолова?

– Машина выехала, Анатолий Аркадьевич… – отозвалась та же секретарша извиняющимся голосом. – Но раньше, чем через полчаса, она не приедет.

– Тогда вот что… Поднимай всю команду. Алексеева, Яшнева, Настенко, – всех. Передай, что срочно. Корней, – он отпустил кнопку и разогнулся. – Обеспечь им охрану. Без шуток.

– Да, Анатолий Аркадьевич, конечно. Николай, пойдём со мной.

Все органы, которые висели в теле Николая на связках и пучках сосудов, дёрнулись одновременно, – ощущение было отвратительное. Гайдук тоже наверняка удивился сказанному, но не произнёс ничего. Николай поднялся также молча, и, кивнув, вышел перед закрывающим от него своего шефа СБ-шником. Снова проведя его через проходную комнату в холл, Корней посадил Николая в одно из кресел, расположенных напротив дивана вставшего при их появлении охранника.

– В туалет не надо?

– Нет, спасибо.

– Тогда сиди здесь, жди.

С этими словами показавший на него своему подчинённому несложным жестом Корней ушёл. Николай машинально посмотрел на часы, и повторил то же вскидывающее запястье движение, когда тот вернулся. Как обычно, это заняло у Корнея тот же стандартный промежуток времени между 5 и 10 минутами, – эдакий квант его работы. Интересно, при чем тут Троицк? Имелся ли в виду город в Московской области, или что-то иное?

Пройдя мимо Николая, охранника и односложно разговаривающей с кем-то по телефону секретарши, Корней исчез за дверью, ведущей к Гайдуку. В принципе, Николай не слишком рассчитывал на то, что он может ещё зачем-то понадобиться. Он уже отдал большую часть имеющейся у него информации, и судя по происходящему она явно сейчас переваривается. В ближайшие сутки информация перерастёт в хоть какое-то действие, и тогда… Вот тут он заходил в тупик. Оборванную фразу Сониного отца по поводу «мягко говоря, неверно», он не понял совсем. Возможно, её стоит перевести так, что сам «Феникс» прямо относящимися к лечению диабета препаратами не занимается, но может поискать выгоду из происходящего в любом случае… Это, наверное, нормально для бизнесмена. Тем более, что для чего-то он уже заплатил 15000 евро за непонятный и плохо пахнущий документ, – просто так никто такое делать не будет. Если нижегородский «Нижфарм» кто-то пытается обмануть, – какая от этого выгода «Фениксу», учитывая, что обманщик – точно не он?

Николай вполне мог смириться с тем, что ему никогда не будет дано узнать подробности и собственно детальные причины того, почему и даже просто «как» были убиты десятки беззащитных людей, включая больных. В конце концов, реальная жизнь – это не прямолинейный детектив с классическим заключительным «Яд в кофе подсыпали Вы, полковник!» Его вполне удовлетворило бы просто прекращение подобного раз и навсегда. С трупами тех, кто во всём этом участвовал, разбросанными по Европе от Питера и до той же непонятно зачем появившейся во всей этой истории Болгарии. Можно вспомнить о том, что несмотря на стереотип доброжелательных «братушек», Болгария отвоевала против России и её союзников обе мировые войны, и теоретически всегда была крепко связана с Германией, но ведь этого недостаточно…

Мысленно, он махнул рукой. Если всё в итоге сойдётся в русло его выстраданного предположения о связи убийств с дискредитацией их терапевтического отделения, – построенного пусть на самой извращённой, но логике, то детали будут ни к чему. Документ, который ему дали прочитать был уже больше, чем ничем – он действительно имел какое-то смутное отношение к предложенному им направлению, в котором теперь нужно было копать. Таким образом, он подтверждал что-то уже самим фактом своего существования. Как и вопрос Гайдука о том, знает ли он, что сейчас происходит в стране с инсулином. Насколько Николай знал, с инсулином, точнее с его доведением до больных в стране сейчас происходила полная жопа, – как, впрочем, и с большинством тех лекарств, которыми по закону должны обеспечиваться льготные категории больных. Это было перманентное состояние, но с каждым годом оно, похоже, становилось всё серьёзнее. Опять же, что это может означать в применении к происходившему до сегодняшнего дня, он не представлял, – не хватало интеллекта.

Снова появился Корней, поманив Николая к себе. Одновременно, в холл вошёл ещё один крепкий парень в сером камуфляже, и начальник СБ дружественно ему кивнул.

– Ещё что-нибудь умное вспомнил?

Николаю пришлось пожать плечами. В ожидании чего-нибудь, что определит его дальнейшую судьбу, он много чего передумал, – но не завершённые какой-нибудь блестящей догадкой рассуждения, пусть даже самые интеллектуальные, не нужны никому.

– Ладно. В любом случае пошли.

Его всё-таки пустили послушать и посмотреть, – почти наверняка расценивая молодого врача не как лишний ум, а просто как потенциальный источник хоть чего-то полезного из мелких «внутренних» деталей. Из кабинета Гайдука, после того, как туда начали один за другим приходить люди, они перешли в какую-то из комнат для заседаний, с простой мебелью и большим количеством оргтехники. Николай сел на один из стульев на краю длинного стола, и отвечал на те прямые вопросы, которые ему задавали, стараясь в остальное время больше слушать. Или не отвечал, что случалось весьма регулярно, – даже уловив направление общих мыслей, он всё равно не понимал большей части деталей.

Комната постепенно заполнялась людьми, стол покрылся паутиной проводов, тянущихся от десятка разнотипных ноутбуков, почти наверняка сведённых в одну локальную сеть. Одна группка из мужчин и женщин в возрасте от 33–35 и до 50 лет что-то молча и сосредоточенно читала или считала, скачивая откуда-то, – судя по мигающим синим огонькам на корпусках машин, – десятки текстовых файлов и мегабайты цифровых таблиц. Другие, разбившись на 3 или 4 неравномерные компании, шумно и зло разговаривали. Все то и дело оживлялись после какого-то пришедшего или изнутри группы, или из соседней, аргумента или непонятного Николаю термина или названия. Сахарный диабет. Инсулин. Животный инсулин. Генно-инженерный человеческий инсулин. «Novo Nordisk», «Брынцалов А», ЦБ «Протек», «СИА Интернейшенл», – это было то, что он понимал.