В этом втором письме от той же даты он отмечает, что в их присутствии только что продиктовал письмо Франческе. И подчеркивает, что содержание его первого письма ничего не должно изменить в его завещании, касающемся Франчески. Оливия и Бентли прекрасно знают – поскольку в то время присутствовали в его жизни, – что «я не являюсь и не могу быть отцом Франчески». Он объясняет, что единственной причиной, по которой он согласился дать свое имя Франческе, было его нежелание, чтобы Франческа росла с сознанием, что является незаконнорожденной. Больше того, он называл ее своей дочерью, чтобы она чувствовала себя любимой. Однако в действительности он не был ее биологическим отцом и даже не удочерил ее. Таким образом, если в будущем будет поднят этот вопрос, он просит Оливию и Бентли подтвердить его соображения относительно своего отцовства и объяснить причину сделанного им в завещании решения касательно Франчески на основании факта ее рождения. Насколько он помнит, Франческа родилась «через почти полтора года после моего разъезда с Жа-Жа, после чего у меня не было интимных отношений с моей бывшей женой». И подпись: «Конрад Н. Хилтон».

Закончив записывать, Оливия несколько раз перечитала письмо, словно пытаясь примириться с его содержанием. Теперь, когда тайна, хранимая так долго и тщательно, оказалась доверена бумаге, она испытывала тяжелейшую внутреннюю борьбу.

– Пройдите в другую комнату, напечатайте письмо и принесите нам, – сказал Конрад, пробудив ее от размышлений.

Хотя Конрад тяжело переживал всю эту историю с Франческой, он решил отнестись к ней как к обычному деловому вопросу, очевидно опасаясь, что когда-нибудь он действительно может стать таковым.

Когда Оливия вышла, Конрад и Бентли просто смотрели друг на друга, не говоря ни слова. Казалось, им было нечего сказать. Чуть позже Оливия вернулась с письмом, напечатанным на бланке корпорации «Отели Хилтон». Она передала его Конраду, который дважды внимательно прочитал его, затем сложил, достал из ящика конверт, вложил в него письмо, заклеил конверт и протянул Бентли.

– Вот, храните его у себя. На всякий случай.

– На какой случай? – спросил Бентли.

– Просто на всякий случай, – повторил Конрад и твердо посмотрел ему в глаза, словно отметая дальнейшие объяснения.

Был февраль 1973 года.

Прошло почти полтора года с тех пор, как Конрад Хилтон написал письмо Франческе и второе письмо Оливии и Бентли с просьбой сохранить его «на всякий случай». Реакция на его письмо Франчески неизвестна, зато Жа-Жа отозвалась на него исчерпывающе ясно. Она была возмущена и считала, что на Конрада что-то «нашло», как она сказала дочери. Непонятно, что происходило у него в голове. Вероятно, он просто переутомился или здесь сказались возрастные изменения. А может, он слишком нервничал и случайно оговорился. Наконец она растерянно сказала: «Человека порой очень сложно понять. Папа любит тебя, это я точно знаю. А теперь, ради спокойствия нашей семьи, прошу тебя, выкинь это из головы!»

Собрав всю свою волю, Франческа последовала ее совету и всеми силами старалась поддерживать с Конрадом хорошие отношения. «Наши отношения остались такими же, какими были до того скандального разговора, – вспоминала Франческа. – Больше он ничем не вызывал у меня сомнений, что он мне не отец. Он по-прежнему называл себя моим папой, а меня – дочкой».

Сейчас, вечером 21 февраля 1973 года, восьмидесятипятилетний Конрад стоял в библиотеке Кэрол Уэллс Дохени в ее доме в Брентвуде, Калифорния. Он приехал выразить свое соболезнование по поводу трагического самоубийства ее мужа Ларри.

Это произошло неделей раньше. Кэрол гостила у Баррона и Мэрилин по случаю Дня святого Валентина и, когда не смогла соединиться с мужем по телефону, сильно встревожилась. В прошлом году у него было три сердечных приступа, поэтому она сразу кинулась к машине и помчалась домой, но не застала мужа живым. Он преднамеренно выпил огромную дозу прописанных медикаментов.

И вот через неделю еще не пришедшая в себя от потрясения Кэрол с удивлением встретила Конрада, который хотел поговорить с ней. В последние годы они редко виделись.

– О, Конни, дорогой, вы неважно выглядите! Пожалуй, вам стоит немного выпить, – сказала она.

– Нет, благодарю вас. Я в полном порядке.

Кэрол, рядом с которой стояли два ее маленьких сына – трехлетний Син и годовалый Райан, – с огромной тревогой смотрела, как он неуверенно добрался до ближайшего стула и с трудом опустился на него.

– Что вы думаете об этом Уотергейтском скандале? – спросил он.

Он имел в виду нашумевшее проникновение посторонних в штаб-квартиру комитета Демократической партии в вашингтонском отеле «Уотергейт», имевшее место полгода назад, и попытки президента Ричарда Никсона скрыть свою причастность к этому случаю.

– Как вы думаете, ситуация опасна для Никсона?

Кэрол вполне это допускала. Конрад сослался на своих друзей в Вашингтоне, которые сказали ему, что в ближайшие месяцы станут известны подробности расследования. Он опасался, что его результаты будут не в пользу президента. Через пять месяцев в Белом доме будут обнаружены пленки с нелегальными записями переговоров демократов, которые окончательно изобличат причастность к делу Никсона.

Минут через пять такого разговора Конрад перешел к цели своего визита.

– Я хотел сказать вам, как огорчен тем, что Ларри оставил вас одну с этими милыми детишками, – сказал он, глядя на играющих у камина малышей. Он добавил, что сам он никогда бы такого не сделал, не оставил бы своих сыновей без отца. – Представьте, в каком отчаянном состоянии был Ларри, если совершил такое!

Видимо, все еще горюя о смерти Ники и переживая из-за проблем с Франческой, он постоянно думал об отношениях отцов и детей. Он понимал, как ужасно ребенку потерять отца, но потеря ребенка для отца «просто непереносима». На глаза Конрада навернулись слезы. Определенно, прошедшие годы не уменьшили его скорбь.

– Если бы можно было повернуть время вспять, – сокрушенно качая головой, сказал он. – Я поступил бы совершенно иначе.

Кэрол невольно спросила:

– Что бы вы сделали иначе, Конни?

– Из всех моих сыновей Ники всегда был самым живым и интересным, – с грустной улыбкой заговорил Конрад. В мягком освещении огня он показался Кэрол невероятно хрупким и слабым. Он сказал, что Баррон и Эрик похожи на него, вечно думают только о работе. Сейчас он особенно гордился Эриком, так как сразу после смерти Ники Эрик активно помогал в создании Колледжа Конрада Н. Хилтона по ресторанному и гостиничному менеджменту [который до сих пор финансируется Фондом Конрада Н. Хилтона]. Уже начата постройка Университета Хилтона в Хьюстоне. Эрик показал себя настоящим Хилтоном, сказал Конрад, и, конечно, Баррон тоже был сыном своего отца. Но Ники, при всех его недостатках, по-настоящему умел радоваться жизни.

Затем Конрад рассказал о беспокойной и шумной юности Ники, его бурном романе с Элизабет Тейлор, о его славе покорителя женских сердец. Он открыл Кэрол много тайных историй Ники, о которых она обещала никому не рассказывать, и сдержала свое слово. Затем он заговорил об удачной женитьбе Ники на Триш, о своих постоянных ссорах с сыном из-за его отношения к работе.