Впервые за много дней Тед не ждал с нетерпением, когда, наконец, придет Рене — наоборот, хотелось в тишине и одиночестве обдумать все. Обдумать и принять решение.

Если он сейчас возьмет эту работу, значит, он остается в Цюрихе... по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем. И, получается, должен будет жить за счет Рене — потому что на все, что полагается иметь мужчине «ее круга», заработать не сможет — а допускать, чтобы ее попрекали плохо одетым и «не соответствующим» любовником, тоже не с руки. И так наверняка многие ее знакомые думают: «Что она в нем нашла? Уж с ее-то деньгами могла бы выбрать и получше!»

Вот и решай, парень, что тебе делать — оставаться или уезжать?

И правда — что только она в нем нашла?!

Тед встал, подошел к зеркалу и долго изучал свое отражение — беспристрастно, словно постороннего человека. Действительно, ничего особенного — так, середнячок. Если бы он услышал о подобной истории, случившейся с другими людьми, то и сам бы, наверное, удивился: «Что она в нем нашла?!»

Конечно, Рене будет плакать, переживать... но на самом деле для нее так будет лучше.

Он вдруг понял, что думает о своем отъезде как о решенном деле, словно это — именно это — единственный выход из создавшейся ситуации.

Стало страшно — так, как никогда еще не было. Или как было однажды, в детстве, когда он ночью проснулся и услышал, как мать в соседней комнате говорит бабушке: «Если она его не примет, поедет в приют — делать нечего» Тед тогда сразу догадался, о ком идет речь...

Захотелось крикнуть: «Но я не хочу... не могу без нее!..» Только кому кричать? Собакам?

Хоть бы Рене скорей пришла — и можно было рассказать ей все, что его мучает. Может, они вместе смогут что-то придумать.

Ну а что придумать? Попросить ее назначить ему содержание, чтобы хватало на все полагающиеся прибамбасы? Она назначит, можно не сомневаться! Назначит — и еще обрадуется!

А его работа... Это будет похоже на то, как ребенку ставят кукольную посуду и говорят — на, лепи свой пирожок, помощник ты наш! Вроде и при деле... только по сравнению с тем, что зарабатывает она — просто смешно...

Пожалуйста, Рене, пожалуйста! Ну хоть раз, хоть сегодня приди пораньше! Приди, погладь теплой ладошкой — и пусть эти мысли покажутся чепухой, и можно будет жить дальше... Ведь все так хорошо — даже работу предложили!

Она пришла лишь в десятом часу, довольная и усталая. Чуть ли не с порога начала рассказывать про какие-то свои, не слишком понятные Теду, дела — большой бизнес всегда был для него китайской грамотой — и, как всегда, он слушал, делая вид, что понимает. И правда, как собака... говорящая собака... Смешно...

Он не стал рассказывать ей ни о предложении Энн, ни о мыслях, которые терзали его — ни к чему, у нее и своих забот хватает. Ни к чему — потому что он все уже решил сам.

ГЛАВА ПЯТИДЕСЯТАЯ

Он проснулся на рассвете и не стал будить ее — лежал, всматриваясь в любимое лицо, запоминая...

Зазвонил будильник. Рене вскинула голову, увидела, что он не спит, и глаза стали удивленными. Кажется, хотела что-то сказать — но бросила взгляд на часы и вскочила.

— У меня на восемь люди назначены, а я вчера будильник перевести на пораньше забыла! Позвони, пожалуйста, на кухню, пусть принесут кофе, я ничего больше не успею... — все это было протараторено на одном дыхании по дороге в ванну.

Тед позвонил, а потом лег, заложив руки за голову и наблюдая, как она причесывается, как натягивает чулки — деловитая, возбужденная, уже вся — там.

Присев на табуреточку, наскоро глотнула кофе... Он молча наблюдал за ней, опершись на локоть.

Уже от двери Рене вернулась, села на кровать и потянулась к нему, прижавшись губами ко взъерошенным со сна волосам.

— Ты чего молчишь? — улыбнулась она. — Не проснулся еще?

Тед сумел улыбнуться в ответ.

— Постарайся сегодня вернуться пораньше. Нам надо поговорить, — поцеловал ладошку, — пожалуйста...

Рене слегка нахмурилась, словно почуяв неладное — но он кивнул и еще раз улыбнулся.

— Беги уже, опоздаешь! — И, чмокнув его, она сорвалась с места.

Он встал и немного побродил по дому; вышел на улицу, перешел дорогу и уселся на скамейке в парке — оттуда хорошо был виден особняк. Вот так — словно не было этих пяти лет, словно время сейчас повернет вспять и из ворот снова выбежит девчонка со стаей разномастных собачонок...

Если бы он тогда знал, что так выйдет... Ну и что бы тогда было?

Кто-то когда-то сказал: «История не терпит сослагательного наклонения». Нет никакого «бы» — случилось то, что случилось: он встретил женщину, единственную, любимую — и вот-вот потеряет ее... и принесет ей горе, и сделает больно, и оба они останутся жить с этой болью.

Рене и правда пришла «пораньше» — в девятом часу. Зашуршали шины, собаки насторожили уши... она вошла и радостно улыбнулась, увидев его.

Как она изменилась за эти месяцы! Нет уже той перепуганной инопланетянки, девочки-эльфа, пришедшей к нему из другого мира. Девочки, которой была нужна его помощь — и был нужен он сам. Правда, она до сих пор думает, что нужен...

Тед обнял ее, уткнувшись в пахнущие цветами прядки; дал опереться на себя, — и, как всегда, она блаженно приникла к нему.

Вздохнула, выпрямилась.

— Пойду переоденусь... Устала жутко, просто ноги не держат!

Войдя вслед за ней в спальню, Тед увидел, как она рухнула поперек кровати, раскинув руки.

Собаки тут же налетели, запрыгали по кровати, пытаясь лизнуть в лицо. Увидев его рядом, Рене пожаловалась:

— Ноги гудят...

— Дай помогу, — встав на колени, Тед стащил с нее туфли, растер и помял ступни, и внезапно, наклонив голову, прижал ее ногу к щеке. Поцеловал тонкую изящную щиколотку — черт возьми, не хватало прямо тут пустить слезу, прямо сериал какой-то получается! — и выпрямится, улыбаясь.

— Умывайся скорее, сейчас ужинать будем.

Та же самая круглая комната и почти такой же ужин. И, как тогда, они сидели друг против друга, и одеты были так же: она — в халате, он — в джинсах и свитере. «Все закончится там же, где начиналось...» — подумал Тед.

Еще чуть-чуть, хотя бы на несколько минут оттянуть неизбежное... Вспомнилось — глупо, конечно, но он так и не смог решить эту загадку:

— Я тебя все хотел спросить — почему именно круглый стакан? — Рене не поняла, о чем речь, и он напомнил: — Ну, помнишь, тогда, пять лет назад, ты велела мне пить из круглого стакана — почему?

— А-а, — она смутилась, — понимаешь, я не хотела, чтобы кто-нибудь заподозрил, что у меня в комнате кто-то был. А в этот стакан я обычно наливала остатки какао... для Нелли, и никто не удивился бы, что он испачкан.