для проведения мероприятий, связанных с антитеррористическими учениями, безвозмездно, сроком на три дня. – Костыльков положил договор на живот и задумался. Выходило так, что это Моцарт, узнав по своим каналам об обыске на заводе, подсуетился и не дал Суворовскому попасть на склад.

Костыльков снова взял папку и нашёл в ней ещё один конверт. Открыв его, он достал старую чёрно-белую фотографию. На ней были запечатлены четверо молодых людей, одетых в кимоно. Моцарта он, конечно, узнал сразу, но другие были ему незнакомы.

«Хотя… Стоп, стоп, стоп», – Костыльков как будто узнал одного, но никак не мог вспомнить, кто это и где он его видел. Молодой человек, чуть ниже Моцарта, смотрел прямо в объектив.

«Точно. Мужик с верхней “шконки” в СИЗО! Он же мне жизнь спас!» – Костыльков наконец вспомнил.

– Значит, это всё ты? – Костыльков положил на живот фотографию, и она вместе с папкой и договором скатилась на пол по скользкой простыне.

– Саня, я делал всё, что мог. Если бы не эта чёртова бутылка у тебя дома, вообще бы ничего не было. – Моцарт сделал ещё шаг вперёд и встал у самой кровати.

Сверху он пристально посмотрел на Костылькова и еле заметно покачал головой. Костя, притаившись в углу после слов о бутылке, из-за которой начался весь этот кошмар с Костыльковым, вжался в свой стул и перестал дышать.

– Я знаю, что это не ты принёс бутылку, – сказал Костыльков и перевёл взгляд на Костю, – это он.

– Не рви его. Косте тоже досталось, – ответил Моцарт. – Он, конечно, виноват, но он не предатель. Это точно, и это важно.

– Прости, брат. – Костыльков вытащил из-под простыни руку и протянул Моцарту. Тот крепко пожал её и ещё долго держал. – Как ты так быстро всё придумал там, на заводе? – Костыльков наконец улыбнулся. – У Суворовского глаза на лоб полезли, когда «Альфа» через забор в атаку пошла. – Он засмеялся, и Моцарт поддержал его.

– Слушай, самое сложное было не это. Гмыря у меня всегда на телефоне. – Моцарт пододвинул стул и сел рядом с кроватью. – Самое сложное было быстро привезти на завод тысячу пустых бутылок с нашего пункта приёма. Если бы мы не протянули время, «Альфа» бы не успела.

Костыльков вспомнил, как оперативники несколько часов разгребали бутылки на складе, так ничего и не найдя.

– Стоп! – его осенило. – Как ты сказал? С нашего пунк та приёма? – Костыльков привстал и направил указательный палец в грудь Игорю. – Пункт приёма стеклотары. Маленький кирпичный домик в самом центре города?

– Да, – не понял Моцарт, – оттуда и взял.

– Есть… есть объект в центре города! Малой! – Костыльков нашёл глазами Костю. – Есть объект. Говори, что там с ним.

Костя вскочил со стула и подошёл к кровати. Костыльков и Моцарт пристально наблюдали за ним. Выйдя к ним, как на сцену, он засиял:

– Артуру не нужен завод! – Костя начал нервно и широко жестикулировать! – Ему нужен пункт приёма стеклотары.

– Чего-о? – Костыльков даже приподнялся с подушки. – Ты знаешь, сколько стоит сам завод? А про этот пункт я даже и не помнил.

– Это всё так, – Костя чуть понизил голос и стал говорить медленнее. – Завод нужен «Росспирту» – тут всё ясно, и с этим ничего не сделать. Но у Артура есть ещё своя личная цель.

Моцарт прищурил глаз и одобрительно закивал. Костыльков, всё ещё скептически глядя на Костю, кивнул:

– Говори!

– Артур как-то связан с кавказцами. С неким Асланом. Именно на этом месте они планируют открыть самое большое казино в городе. Мне даже предлагали там работать, – выпалил Костя.

– Там что, большая территория рядом? – спросил Костыльков у Моцарта.

– Там пустырь вокруг и гаражи-ракушки, – ответил Игорь, – если их снести, то можно построить хоть пятиэтажку.

– Охренеть, – присвистнул Костыльков. – Вот, сука, хитрый лис! И откуда ты всё это знаешь?

– Сан Саныч, это всё реально так. Я с Артуром последнее время почти каждый день виделся. Я даже с Асланом этим встречался и разговоры их слышал. Он боится Аслана, но с ним на равных. Главное для него – не облажаться перед Москвой. Довести продажу завода до конца, но и не упустить свой интерес.

– И рыбку съесть, и… – тихо проговорил Моцарт. – Саныч, ты же понимаешь, тут без губера не обошлось. Без его личного согласия в центре города ничего построить нельзя.

– А вот мы сейчас и проверим, – после небольшой паузы сказал Костыльков и взял сотовый телефон с тумбочки.

– Андрей Андреич? – весело поздоровался он после почти минутного ожидания. – Долго думал, брать ли трубку?.. Да, всё в порядке, весь в делах. Ты мне скажи, пожалуйста, на какой стадии сейчас проект казино в центре? Того, которое вместо моего пункта приёма стеклотары?

Костыльков убрал трубку от уха и вытянул руку, давая всем послушать. Из трубки раздавался громкий кашель. Прочистив горло, губернатор что-то ответил, и Костыльков снова приложил трубку к уху.

– Ну, я надеюсь, проволочек не будет? – ухмыльнулся он. – У меня большие планы на свою пенсию. Деньги от продажи завода нужно куда-то вкладывать, а развлечения нынче – самый доходный бизнес… На связи тогда, скоро повидаемся. – Костыльков послушал ещё несколько секунд и нажал отбой.

– Вот ведь старый козёл. – Он стукнул кулаком о ладонь, и его глаза заблестели. – Но никуда не денется.

Костыльков в один миг превратился из больного немощного старика в собранного взрослого мужчину, знающего, что он хочет, и уверенного в получении этого.

– Игорь, нужно срочно выводить этот объект из-под завода. Я выкуплю сам или оформлю на Настю этот сарай, и завод уже будем продавать без него. Нужно встретиться с Артуром, обсудить детали продажи завода.

– Саня, я уезжаю, – прервал его Моцарт и поднял с пола дорожную сумку.

– Брат, – после замешательства произнёс Костыльков, – мы же всё решили. К тебе нет вопросов. – Он поморщился. – Нет, не так. Я был не прав. Прости, брат.

– Саныч, дело не в этом. – Моцарт спокойно смотрел на Костылькова, не отводя глаз. – Я хочу сам. Много лет я работал на тебя. Делал всё, чтобы ты и твоя семья были в безопасности. Но я опять хочу всё делать сам. Это… – голос Игоря чуть дрогнул, – это не прощание. Я уезжаю в Москву. В любой день и час я прилечу тебе на помощь. Но уже не за кусок хлеба, а как друг.

Костыльков зажмурился. Слеза одиноко прокатилась по щеке и упала на простыню. Он приподнялся и протянул руку. Моцарт подошёл, снова бросил сумку на пол, и они обнялись.

– Аккуратней там, – уже веселее сказал Костыльков, – опять банду сколотишь, а мне тебя выручать. – Они ещё раз