— Ты как, переночевать или ещё с чем пожаловал?

— Я спросить у тебя кое-что пришёл, — пожал плечами Кузьма. — Алсу пропала…

Маргарита изменилась в лице.

— И что?

— Ты случайно не причастна к её исчезновению?

Девушка разозлилась, но взяла себя в руки.

— Ты зря ко мне пришёл с такими вопросами. Обратись за помощью в милицию.

— В милицию? — озадачился Кузьма. — А что она может сделать?

Девушка пожала плечами.

— Наверное, то же самое, что и прежняя полиция. Так ты что, останешься ночевать или продолжишь поиски?

Прежде чем ответить на её вопрос, Кузьма, словно собираясь с мыслями, молчал несколько минут.

— Ты для меня загадка, но меня почему-то тянет к тебе. Мне хорошо с тобой и ты нужна мне.

— А я так не считаю, — вздохнула Маргарита. — Тебе нужна не я, и даже не Алсу, но не такая, как я… Я уже устала притворяться, будто ничего не замечаю. У тебя же на лице всё написано.

— Выходит, я для людей — открытая книга? Или ты чересчур проницательная… Я бы предпочёл второе.

— Просто я ужасно устала… И эти твои метания…

Девушка не договорила и страдальчески сморщилась.

— У каждого сейчас свои заботы. Я ужасно устала. Ты…

Она замолчала, так как Кузьма протянул к ней руки.

— Пора спать, — тихо произнесла Маргарита. — Или ложись, или уходи, поздно уже…

* * *

Соседство с медведицей тяготило Митрофана первые три дня, а потом их «сосуществование» стало привычным.

Чего только не насмотрелся Бурматов за это время, наблюдая за своей косолапой «соседкой»! Сначала медведица пыталась пугать его: она вставала на дыбы и возбуждённо прохаживалась по своей половине вольера. Словно желая продемонстрировать свои размеры, она поворачивалась к перегородке то одним боком, то другим. Встав задом, она скребла передними лапами землю и бросала её в «соседа».

— Ну чего ты нервничаешь, красавица? — пытался он заговорить с ней. — Ничего не попишешь, я не по своей воле здесь…

Но звук его голоса, видимо, раздражал медведицу: она начинала злиться, шипеть, шикать и фырчать.

Страшнее всего было по вечерам, когда медведицу начинал донимать голод. Привыкшая «трапезничать» в половине вольера, которую теперь «занимал» Бурматов, она приближалась к калитке и… Голодное и злое животное «закатывало представление» уже по другому, более агрессивному сценарию. Медведица нервничала, шерсть на её загривке была вздыблена, глаза излучали лютую ненависть, и она скалилась и дрожала.

Едва живой от страха Бурматов начинал вспоминать молитвы, готовясь к смерти, но Яшка спасал положение. Он пользовался моментом, когда медведица готовилась сокрушить перегородку в вольере, быстро открывал наружную калитку и швырял мясо. Воду он наливал ночами, когда Мадина дремала в углу и не проявляла никаких эмоций.

— Ну как тебе соседство? — интересовался Халилов, наблюдая со стороны за кормёжкой любимицы и поведением пленника. — Мадина не особо тебя беспокоит?

— Ничего, ладим покуда, — отвечал сквозь зубы Митрофан.

— Вот видишь, как я поступаю с тобой по-человечески, не то что ты со мной.

— И это ты называешь по-человечески? На землю вот-вот снег упадёт, а я целыми днями на улице.

Время шло, а жизнь Бурматова не менялась ни в лучшую, ни в худшую сторону. Дни напролёт он проводил в одном вольере с медведицей, а ночи коротал в тесном подполе, по соседству с мышами, на кучах всякого хлама. Митрофан без устали продумывал планы побега, но осуществить их без помощи Яшки было невозможно — только бурят мог вывести его из леса. Однако тот всячески избегал общения с пленником.

«Видимо, мне уже не выбраться из этой дыры, — с унынием раздумывал Бурматов. — Но что же делать? К кому обратиться за помощью? Может быть, попытаться воздействовать на Круглякова и запугать его?»

Выбрав момент, когда Назар проходил мимо вольера, Митрофан окликнул его.

— Чего тебе? — Назар остановился и с опаской оглянулся на дом.

— Ты помнишь, кто я и кто ты? — насел на него с вопросами Митрофан.

— Ну, бывший сыщик ты и главарь шайки налётчиков, — ухмыльнулся Назар. — Но сейчас — никто.

— Это не навсегда, поверь мне!

— Я сомневаюсь, что ты сможешь вернуться к прежней жизни, — натянуто улыбнулся Кругляков. — Вспомни, тебя ведь по всему городу разыскивали.

— Ты меня недооцениваешь, — хмыкнул Митрофан. — Вот увидишь, когда я вернусь в город, то легко оправдаюсь в глазах…

— Не оправдаешься — нé перед кем, — замотал головой Назар. — Полиция уже не существует, а сменившая её милиция тебя не ищет.

— Да? — напрягся Митрофан. — А что так?

— Революция в стране социалистическая, — понизив голос, сказал Назар. — Прошлый раз царя скинули, а теперь ковырнули Временное правительство!

— И чья власть в городе?

— И в городе, и в России власть теперь большевистская! А в Верхнеудинске днём большевики хозяйничают, а ночами бандиты. Так что…

— Ладно, хорошо, помоги мне из вольера выбраться! — попросил Митрофан. — Я найду способ выжить в городе, не век же мне в вольере с Мадиной коротать?

— Долго сидеть тебе здесь не придётся, — сказал Кругляков, собираясь отойти. — Хозяин уходить в Монголию собирается и… наверное, отпустит тебя, не с собой же уводить?

— Постой, он же меня убить может! — встревожился Митрофан.

— Может, — согласился Кругляков. — Но убивать тебя Халилов точно не собирается. Сибагат Ибрагимович напоследок собирается открыть перегородку в вольере и устроить «прощальный ужин» своей медведице…

Девушка лежала на кровати, прислушиваясь к звукам за окном. Входная дверь заскрипела, на пороге комнаты появился незнакомый человек.

— Кто вы? — спросила она тихо.

— Ты знаешь, — последовал ответ.

— Нет, не знаю… Кто вы? Это вы убили моего дядю Мансура?

Он промолчал.

— Это вы, я знаю!

— Я затопил печь, — произнёс незнакомец. — Сейчас я на некоторое время отлучусь, но скоро вернусь.

Он вышел в сени и закрыл за собой дверь. Девушку мутило от страха. Она закрыла глаза и провалилась в тяжёлый сон…

— Это не я убил твоего дядю, — слова, словно камни, падали в темноту. Девушка проснулась и задрожала, услышав голос незнакомца. — Тебя тоже не я похитил.

— Почему вы так говорите?

— Мне стыдно, что я оказался в такой отвратительной ситуации.

— И что вы теперь собираетесь сделать со мной?